Весна в душе
Шрифт:
– Есть вариант - открыть новое заведение с надёжным человеком, - проговорил барон.
Д’Альбре помолчала несколько секунд, перебирая мысли.
– Вариант, надо признать, хороший. Только что это должно быть за заведение, чтобы оно не привлекло излишнего внимания? Это раз. И чтобы конкуренты не сожгли его вместе с нашим надёжным человеком - это два.
– Я предлагаю открыть небольшую кофейню, которую смогут посещать и зажиточные горожане, и проезжающие вельможи, и иностранцы. Это вряд ли вызовет недоумение прохожих и, надо сказать, конкурентов у неё просто не будет. Кофе и какао в Лондоне ещё никто не продаёт.
Де Нанон задумчиво постучала пальчиками по крышке стола и ответила:
– Как Вы хорошо придумали, милорд. Остаётся лишь одна нерешённая проблема: где взять настолько надёжного человека, который мог бы заниматься этим непростым делом, одновременно быть нашими ушами, глазами, тайником и при этом уметь молчать.
– А вот в этой части, - отозвалась из глубины комнаты баронесса и поднялась навстречу д’Альбре, - думается, смогу помочь я. У меня есть рекомендации от влиятельной особы на одного человека, который вполне подойдёт на эту роль.
Шарлотта протянула герцогине плотный пакет, перетянутый голубой лентой и скреплённый сургучом. Констанция приняла бумаги, мельком взглянула на росчерк пера, оценила печать и довольно кивнула головой. Подняв взгляд на баронессу, француженка добавила с мурлыкающей интонацией:
– Ооо... Сама герцогиня. Этому имени нельзя не доверять.
День седьмой, 9 апреля
Наступил вторник. Счастливым или злосчастным, но только не долгожданным стал этот день для Ирены.
Едва разомкнув глаза с первыми лучами солнца, девушка села у окна и стала бесцельно наблюдать за парком. Она отказалась от принесённого завтрака и не желала ни с кем разговаривать. На 11 утра было назначено первое заседание суда. Почти два часа принцесса просидела без движения, и только неминуемо приближающееся время-икс заставило её переодеться.
Девушка прекрасно знала, что обязана присутствовать на суде, и эта мысль несказанно тяготила её.
Надо сказать, что и Джон Райт не находил себе места. На все расспросы он коротко отвечал, что у него дурное настроение, и ребята предпочитали не попадаться под руку своему командиру. Конечно, Красные стражи не могли понять, отчего их друг так напряжён, ведь наконец-то правосудие добралось до его заклятого врага. Рыцарям было невдомёк, что этот суд не по душе Красному Джону так же, как и маленькой английской принцессе. Только у каждого на то были свои причины.
В голове Ирены то и дело всплывали слова Райта: «Видя, что жизнь Джона Кеннеди зависит от моего клинка, я просто не могу его убить... Он мой враг, мой пленник, мой вечный соперник. Даже если разбойник и преступник, Джон Кеннеди - только мой!»
Подобно тому, как стражи не понимали настроения командира, Эвелина не могла понять беспокойства сестры. В 10 утра она пришла к ней и застала принцессу Уэльскую совершенно неготовой: на девушке были лишь фижмы и корсет, волосы оказались растрёпаны, а служанки куда-то усланы.
– Ты почему ещё не одета? Осталось совсем мало времени!
– Эви, не кричи, - скривилась наследница, словно звонкий голос сестры давил ей на уши.
– Поторопись, пожалуйста. Где твои камеристки?!
– Я не хочу никуда торопиться, - упрямо ответила Ирена.
– Мне вообще не по душе вся эта затея с открытым судом...
– Разве это важно? Судить будут не тебя, а Кеннеди.
– Но имя-то моё будет упоминаться рядом с его...
– посмотрела в глаза сестре принцесса туманной Англии.
– Да и вообще я не хочу идти на это заседание.
– Без тебя не начнут.
– Я знаю...
– Так не тяни время! Нет смысла!
Эвелина заглянула в уборную и крикнула:
– Эйда, Мери, кто-нибудь?! Быстро помогите госпоже!
В зале заседания стоял шум. Трибуны были похожи на волнующееся море: сотни людей слились в одно целое, и уже нельзя было выделить отдельных персонажей действа.
Центральная ложа долго пустовала, но когда там появился король, гул немного стих. Слева от королевской находилась ложа графини Винтефриш, рядом с вдовой сидели Ребекка Течер с дядюшкой, бароном Фаном. Справа от короля должны были находиться Эвелина и Ирена, но их места оставались незанятыми. В эту же ложу была приглашена и прекрасная маркиза, но она находилась в ином месте: снизу, среди трибун для женщин из числа титулованной знати, спрятавшись между фрейлинами Ирены, прикрывая от посторонних глаз своё лицо широким капюшоном.
Констанцию де Нанон на этом заседании не видел вообще никто...
Главный судья постучал молотком, требуя тишины, но гул на трибунах не уменьшался. В этот момент ввели арестованного Джона Кеннеди, ныне - лорда Грендбера... Шум стал ещё громче: каждый норовил ткнуть пальцем в подсудимого и что-то сказать своему соседу о нём.
Стук молотка не помогал.
Вдруг раздался громкий и властный голос прокурора, которому было поручено вести дело:
– Господа, прошу тишины!
Это подействовало, и людское море мгновенно затихло. Сотни глаз устремились в сторону подсудимого, которого уже завели в специально отведённую ему ложу, охраняемую с двух сторон йоменами.
Стражи, занимая нижнюю часть трибун под местом для Ирены, сидели не дыша. Все сорок, они застыли, словно каменные. В глазах одних можно было увидеть злобный огонёк, направленный на поверженного разбойника, во взорах других - озорные мысли. И лишь сэр Джонатан Райт, барон Эшер был мрачнее грозовой тучи, а лицо его выражало неземные муки. Если бы Джон Кеннеди смог разглядеть выражение глаз соперника, то поразился бы тому, сколько в них было скорби и сочувствия.
Минута оцепенения закончилась тем, что в ложе появились обе принцессы.
Наследница не решалась даже взглянуть в сторону арестованного атамана и сразу, как вошла, опустила глаза. Эвелина пристально посмотрела на неё, а потом перевела взор на разбойника. Невысокий, но статный молодой мужчина, хорошо сложенный, с курчавой шевелюрой, совсем не показался ей страшным бандитом с большой дороги.
Удостоверившись, что все в сборе, главный судья открыл заседание и зачитал обвинение против лорда Кеннеди, виконта Грендбера - за месяцы пребывания бандита в тюрьме его отец успел отдать Богу душу, так и не увидев сына в последний раз.