Весной в половодье
Шрифт:
Набоков не ответил.
Леня явился в сумерках.
— Это ты где пропадал? — стараясь казаться сердитым, заговорил Иван Савельевич. — Где шатался, спрашиваю? Разве так можно?
Мальчик сдвинул на затылок малахай и возбужденно закричал:
— Вы мне лучше вот про что скажите: вы бревна нашли?.. Что молчите? Не нашли?
Он переводил свой взгляд с Набокова на Савушкина, и округлившиеся глаза его блестели.
Андрей, в течение уже целых двух часов
— Ну, не нашли... Ну, а тебе что же, радость от этого какая?
Леня снова сбил назад малахай — теперь он чуть держался на макушке — и закричал еще громче:
— Не расстраивайся, Андрюша! Будет у нас плот! Я бревна нашел... Правда, нашел!
— Где? — спросил Савушкин.
— А вон там, под берегом. — Мальчик махнул рукой на юго-восток.
Набоков вскочил и взял Леню за локоть.
— Где? Где, говоришь? Да в этой стороне я был. Никаких бревен там нет!
— Нет, есть! Нет, есть! И совсем недалеко отсюда, — проговорил Леня и тряхнул головой. — Ну, что ты меня за локоть схватил? Пусти!
Вмешался Савушкин:
— Андрей, успокойся. Сейчас Леонид все по порядку расскажет.
Леня одернул куртку и скороговоркой, словно боясь, что его перебьют, принялся рассказывать:
— Вернулся из рощи — смотрю, на поляне никого. Ну, я и решил тоже идти. Думаю, может быть, вас по дороге встречу. И подался вдоль самого берега. А когда до большой песчаной косы дошел, то вниз спустился. Тут и бревна... Только я их не сразу приметил. Все бревна песком занесло. Никаких признаков! И я дальше пошел. А уж когда обратно возвращался, то на этой самой косе сел на бугорок отдохнуть — ноги что-то устали. Копнул от нечего делать палкой, а она в твердое уперлась, я руками — а там бревна.
— Сколько? — недоверчиво покосившись на мальчика, спросил Набоков.
— Много! Я их все не откапывал. Посмотрел — бревна, и сюда бежать!
— Не знаешь, а говоришь — «много»! — усмехнулся тракторист. — Ему все показалось, Иван Савельевич! Я по той косе тоже проходил. Нет там ничего!
— Выходит, я вру? — дрогнувшим от обиды голосом проговорил Леня. — Я же пионер! Как ты можешь так говорить?.. Раз не веришь — пойдем. Пойдем сейчас же!
— Ну вот еще... Ну, чего это ты, Ленька?.. Я просто хотел...
— Нет, пойдем! — не отставал мальчик. — Я тебе покажу.
— Подождите... Леонид, не петушись! — Иван Савельевич притянул к себе Леню.
— Завтра утром пойдем. А теперь поздно — совсем свечерело. Да и ты устал — вон до каких пор ходил. Я было и чай шиповный вскипятил, тебя все нет и нет... Опять вот надо огонь разводить.
— А вы берестой не пробовали разжигать? — живо спросил Леня.
— Пробовал.
— Быстро сучки разгораются?
— Быстро. Береста — как порох!
Леня засмеялся.
— Я знал, что она вам понравится! — сказал
— Иду берегом, а из канавки заяц выскочил. Ну прямо из-под ног, — ни к кому не обращаясь, проговорил тракторист и вздохнул. — Была бы под руками палка, может, и подшиб бы косого... Прямо к самой спине подводит живот. Хотя бы корочку какую...
Вдруг у него в руке, немного вытянутой вперед, очутилось что-то твердое и шероховатое. Он крепко сжал пальцы и, наклонившись к Лене, сдавленным голосом спросил:
— Ты чего?
— Это... — Леня замялся немного, — это коржик. Самый настоящий. Только я забыл про него. А вы кушайте с Иваном Савельевичем. Это гостинец моей сестричке от Саши... от друга, который в больнице.
— А ты себе оставил? — спросил Савушкин.
— Я себе тоже... Я всем поровну, —запинаясь, проговорил Леня и глотнул раскрытым ртом воздух.
Скоро на крутом берегу запылал костер.
С видом очень занятого человека Иван Савельевич старательно помешал палочкой ягоды шиповника в банке и поднял на тракториста спокойные глаза.
— Двадцать восемь спичек осталось, — сказал он и потряс коробком. — Беречь надо. Я так думаю: больше пяти на день расходовать нельзя. Три, скажем, на костер, две тебе на день на курево.
— Обойдемся. Я мало стал курить: папирос одна пачка осталась, — согласился тракторист.
Леня ломал хворостинки и, глядя на веселое пламя, напевал себе под нос:
След-дуза, пим-буза,
Пим-буза, след-дуза...
Внезапно он замолчал и наморщил лоб.
«Что это такое я распеваю? — спросил себя Леня. — След-дуза, пим-буза... Ах, да! Надпись на доске... Но что же все-таки значат эти слова: «След дузаа птя»?.. А если рассказать о надписи Ивану Савельевичу и Андрею? Может быть, они скорее отгадают. Нет, уж лучше я сам как-нибудь. А то еще просмеют. Скажут, что я забиваю себе голову пустяками».
В полночь Иван Савельевич проснулся. В шалаше гулял острый сырой ветер. Савушкин приподнялся и сел. Было так темно, будто на глаза кто-то набросил черную повязку. Наклонившись, он протянул перед собой руку. Входное отверстие оказалось открытым.
— Ну и ветрище! — сказал Иван Савельевич себе под нос. — Доской закрывал, а ее, видно, отбросило куда-то.
Он пошарил вокруг, но под руку попался лишь кусок коры.
«Пропала доска. И чем бы это закрыть дыру? Боюсь, мои молодцы совсем продрогнут, — раздумывал Савушкин. — А вот так если, а? Шубняк у меня теплый, ему и ветер нипочем».
И он, тяжело ворочаясь и кряхтя, уселся у самого входа, загородив своей широкой спиной все небольшое отверстие, в которое можно было пролезть только на четвереньках.