Весной в половодье
Шрифт:
Набоков, шедший последним, приблизился к мальчику и проговорил ему на ухо:
— Ленька, подожди.
Когда тот замедлил шаг, тракторист покосился на Савушкина, продолжавшего шагать в сторону песчаной косы, и с напускной небрежностью спросил:
— Ты на меня сердишься?
— А за что?
— За вчерашнее... Так уж получилось... проглядел бревна...
— Ну что ты! — тоже негромко проговорил Леня, чувствуя, как у него жарким пламенем заполыхали щеки.— Знаешь, Андрюша, о чем я сейчас подумал?.. Сделаем сегодня плот, а завтра... А что, если завтра льду на Волге будет
— Непременно! Будет готов плот! И если льду мало останется, непременно отправимся, — уверенно сказал Набоков.
...Весь день прошел в напряженном труде. Перетаскав в бухту бревна, занялись заготовкой тальниковых прутьев и липких, шероховатых веревок, сплетенных из лыка.
К вечеру плот действительно был готов. Когда заканчивали последние работы, бухту начала заливать все прибывавшая вода.
— К утру, пожалуй, и до плота доберется, — заметил Савушкин.
Набоков взобрался на плот и прошелся по скользким, пахнущим смолой бревнам. По его вискам и подбородку сбегали теплые струйки, но тракторист даже не подумал поднять набрякшую свинцовой тяжестью руку и смахнуть с лица пот.
— А не рассыплется он у нас, Иван Савельевич? А?— обратился Набоков к Савушкину. — Выплывем на середину Волги, а прутья и самодельные веревки возьмут да и порвутся. Вот будет история!
— Не беспокойся, — сказал Савушкин. — Хоть до Каспия плыви, ничего не случится.
Тракторист посмотрел на Волгу, на огромные льдины, проплывающие мимо, и с тоской проговорил:
— И когда им конец наступит? Четвертые сутки валом валят!
Савушкин устало опустился на край бревна и снял шапку:
— Волга, Андрей, это тебе не Уса какая-нибудь, а всем рекам река! Понимать надо. Иная льдина, может, знаешь, откуда плывет? Из-под города Ярославля или еще дальше... Давайте-ка на прикол поставим плот. Уж теперь, ребята, недолго ждать...
Вернувшись к шалашу, они сели отдыхать у обрыва.
В наползавших на землю густых, темных сумерках каким-то далеким манящим огоньком светилась, то разгораясь, то тускнея, папироса Набокова.
Первым нарушил тягостную тишину тракторист.
— Эти бревнышки не скоро забудешь! — медленно проговорил он.
— Зато, скажу вам, такой получился плот!.. — заявил Савушкин.
У Андрея запрыгала во рту папироса:
— Так хочется скорее домой! У меня теперь в МТС ребята прямо с ума, наверно, сходят! «Неужели, скажут, этот Андрейка никак не может перебраться через Волгу? Весна-то не ждет! А он, скажут...» — Набоков посмотрел на небо и, перебивая себя, заговорил о другом: — Всё боялись, как бы днем дождь не пошел, а его и не было. А сейчас, взгляните-ка, звезды!
Савушкин тоже запрокинул голову. Высоко в небе мерцали большие яркие звезды. В мерцании звезд особенно явственно были заметны переливы голубовато-синих и красно-алых огоньков.
— А дождь все-таки будет, — раздумчиво проговорил Иван Савельевич. — Не сегодня — так дня через два-три, но обязательно. Вон они как играют, звездочки-то! Это всегда к дождю.
А Леня возился у костра. Он то совал в огонь тонкие сухие прутики, то дул на медленно занимавшееся пламя.
— След дузаа птя, — еле шевеля губами, почти беззвучно повторял он. — След дузаа птя... А что, если «след» — это «следопыт»?
Неожиданно его пронзила радостная мысль: «Так оно и есть! Следопыт Дерсу Узала! Ну да, храбрый и отважный Дерсу Узала! Знаменитый следопыт, герой чудесной книги Арсеньева. И как раньше я об этом не догадался! А «птя» — это просто «Петя». Сын или внук бакенщика. Он читал когда-то в домике на Середыше книгу Арсеньева, а потом взял и вырезал на столе: «След. Д. Узала. Петя»...»
— Отгадал, отгадал! — закричал Леня.
— О чем это ты, Ленька? — спросил Савушкин, подходя к мальчику.
Радостно возбужденный, Леня повернулся к Савушкину и опять закричал:
— Иван Савельевич, я ведь отгадал! Правда, отгадал надпись!
— Какую надпись?
— На доске!.. На доске от крышки стола, которую вы принесли из домика бакенщика.
Он бросился к шалашу и сейчас же вернулся, неся перед собой доску.
— Вот смотрите!.. Видите?
Над доской склонились Савушкин и Набоков.
— Что-то никак не разберу, — проговорил Савушкин и потер рукой глаза. — Ну-ка, поближе к огню.
— Теперь прочли? — допытывался Леня.
— «След дузаа», — неуверенно произнес тракторист.— Какая-то бессмыслица... Да тут пониже еще что-то вырезано. Ну конечно: еще слово — «птя».
Набоков выпрямился и передернул плечами.
— Ничего не понимаю! — сказал он. — Бессмыслица!.. «След дузаа птя»!
— И совсем не бессмыслица! Я отгадал надпись: «Следопыт Дерсу Узала». Вот что означает «След дузаа»! Так звали героя книги исследователя Дальнего Востока Владимира Клавдиевича Арсеньева. Книгу Арсеньева читал в домике бакенщика Петя... Я не знаю, кто такой был Петя...
— Постой, постой! — бледнея, вдруг промолвил Савушкин и отобрал у Лени доску. — Говоришь, Петя вырезал надпись? Петя?!
— Иван Савельевич, вы знаете этого Петю? — испугался почему-то Леня.
Савушкин выронил из рук доску и, ничего не говоря, медленно повернулся спиной к мальчику и зашагал прочь от костра.
— Иван Савельевич! Иван Савельевич! — закричал Леня и побежал вслед за Савушкиным.
Бригадир оглянулся, обнял подбежавшего мальчика и ласково проговорил:
— Ну, что ты? Ну, я сейчас вернусь... Вон до берега дойду. Иди себе к костру.
Леня внезапно сконфузился и, вобрав в плечи голову, побрел назад. «Откуда я взял, что Иван Савельевич знает какого-то Петю?.. И мне совсем не надо было ничего рассказывать. А то еще Андрей начнет насмешничать».
Но когда Леня подошел к костру, Набоков ему ничего не сказал — он готовил шиповный чай.
Леня прилег на охапку сена и стал думать о неизвестном мальчике Пете, читавшем на острове Середыш книгу об отважном следопыте Дерсу Узала. И эта надпись, случайно обнаруженная Леней на старой доске от развалившегося стола и показавшаяся вначале такой непонятной и даже загадочной, теперь вдруг стала близкой и пробудила в памяти воспоминания о прочитанных книгах.