Веспасиан. Фальшивый бог Рима
Шрифт:
У первого ряда колонн их остановил невидимый, но звучный голос, заговоривший с ними на неизвестном языке.
— Ахмос, как и ты, жрец Амона, — ответил по-гречески Ахмос, так что Веспасиан его понял.
— А кого ты привёл с собой? — продолжал голос, уже по-гречески.
— Прошлой ночью Бенну вылетел из гнезда.
— Нам непонятна причина вашего прихода сюда. Мы слышали, как он пролетел над храмом, и проверили наши записи. Прошло ровно пятьсот лет с того дня, когда его в последний раз видели в Египте, но ещё в пять раз больше с тех пор, когда его видели так далеко на западе в Сиве.
— Этот человек
Воцарилось молчание.
Веспасиан огляделся по сторонам, но так и не увидел, откуда мог доноситься этот голос. Вскоре его слух уловил негромкие шаги босых ног по гладкому полу. С противоположного конца храма из-за леса колонн показались два жреца. Оба в таких же одеждах, что и Ахмос, с той единственной разницей, что высокую шапку каждого венчало по два длинных и пышных пера.
Шагая бок о бок вдоль рядов колонн, они подошли ближе и, встав напротив Веспасиана, принялись пристально рассматривать его, словно некое чудо. Под взглядами жрецов тот чувствовал себя крайне неловко. Зато сумел рассмотреть их ближе. Один оказался очень стар, однако имел осанку мужчины в расцвете лет. Второму на вид было лет двадцать или чуть больше.
Старый жрец — тот, который говорил — развёл руки ладонями вверх и крикнул в воздух:
— Ты найдёшь того, кто согрешил против тебя. Горе тому, кто посягнёт на тебя! Этот город устоит, но тот, кто посягнёт на тебя, падёт. Амон!
— Амон! — повторили в один голос молодой жрец и Ахмос.
— Обиталищем тому, кто посягнёт на тебя, да будет тьма. Весь мир же да будет осиян светом. Тот, кто впускает тебя в своё сердце, да увидит восход солнца. Амон.
— Амон.
— Если окажется, что человек этот не ощутил на себе ветер крыльев Бенну и не искупался в сиянии его огня, Амон, невидимый и видимый, вездесущий и всеобъемлющий, не заговорил с ним. Он будет изгнан от Его солнца и никогда больше не увидит рассвета. И ты, Ахмос, разделишь его судьбу.
— Я видел это собственными глазами. Если это не так, можете вырвать их из моих глазниц. Он преклонил колени в сиянии огня Бенну, а затем, когда тот пролетал над ним, ощутил на себе ветер его крыльев, ибо повалился в песок. Амон, чьё имя неизвестно, заговорит с ним.
— Отлично, — сказал второй жрец, — мы сейчас приготовим оракула.
ГЛАВА 4
Окружённый с трёх сторон фигурами жрецов, читающих в тусклом свете светильников гимны, Веспасиан стоял на коленях перед скромных размеров статуей, установленной на алтаре в помещении в самом центре храма. Статуя представляла собой изображение сидящего бога Амона. В правой руке бог сжимал скипетр, в левой — анкх, крест с петлёй. Лицо у него было вполне человеческое, рот приоткрыт и пуст. На коленях у бога лежал меч в древних, богато украшенных ножнах. В помещении стоял густой запах благовоний, от которого кружилась голова и путались мысли.
— Ни один из богов не появился раньше него. Ни один из богов не был с ним, чтобы сказать, каков его лик. У него нет матери, которая бы дала ему имя. У него не было отца, который бы его зачал или сказал: «Он принадлежит мне». Амон!
Веспасиан почувствовал, как его поставили на ноги, как лоб намазали маслом и оставили вязкую жидкость стекать по лицу. Ему было легко и он улыбался.
— Ты, кто защищает странников, когда я обращаюсь к тебе в несчастье, ты приходишь мне на помощь. Дай дыхание ему, кто страдает, и спаси меня от жизненных тягот. Ибо ты есть тот, кто милосерден, когда взывают к нему. Ты есть тот, кто приходит издалека. Приди сейчас к своим детям, что взывают к тебе, и заговори с ними. Амон.
— Амон! — машинально повторил Веспасиан.
Слово эхом разнеслось по комнате, затем воцарилась тишина. Веспасиан стоял, не пошелохнувшись, впившись глазами в статую бога. Жрецы вокруг него застыли как каменные.
В комнате стало холодно. В воздухе висел дым курительниц. Пламя в светильниках погасло.
Биение сердца в груди как будто замедлилось. Веспасиан уловил еле слышный вздох, что донёсся изо рта статуи. В тусклом свете дым начал медленно клубиться вокруг каменного лица. Затем последовал ещё один вздох, на этот раз чуть хриплый. Дым начал клубиться быстрее, языки догорающего пламени вздрогнули.
— Ты пришёл слишком рано, — прошептал голос сквозь дым, клубившийся вокруг рта статуи.
От неожиданности Веспасиан вытаращил глаза и даже подался вперёд, чтобы убедиться, что голос действительно исходил из каменного рта.
— Слишком рано для чего? — спросил он. Что, если кто-то его сейчас просто хитро разыгрывает?
— Слишком рано, чтобы знать свой вопрос.
Если бы дым не колыхнулся снова, Веспасиан точно бы решил, что голос прозвучал в его голове.
— Когда же я его узнаю?
— Когда станешь равен этому дару.
— Какому дару? — он посмотрел на лежащий на коленях у бога меч.
— Уравняй его.
— Чем именно?
— Брат будет знать.
— Когда?
— Когда настанет тот час.
— А как я узна... — он недоговорил.
Дым со свистом исчез, втянутый одним долгим глотком в каменный рот, после чего пламя светильников вновь разгорелось с прежней силой.
Колдовские чары исчезли.
Веспасиан оглянулся по сторонам. Трое жрецов конвульсивно передёрнулись, как будто вышли из транса, и дружно возобновили свой речитатив.
— Всё, что исходит из его уст, есть его воля богам, и она должна быть исполнена. Когда слово сказано, оно о жизни или смерти, ибо жизнь и смерть каждого в его руках. Нет ничего, что бы ни было Им. Всё есть Он. Амон!
— Амон! — повторил Веспасиан.
Тем временем жрецы повернулись и зашагали прочь от алтаря. Бросив на каменное изваяние прощальный взгляд, Веспасиан поспешил вслед за ними.
— Что это значило? — спросил он, когда они вернулись в зал с колоннами.
— Этого мы тебе не можем сказать, — ответил первый жрец. — Мы ничего не слышали. Его слова предназначались тебе одному. Нам известно лишь то, что Бог говорил с тобой, и на тебя снизошла его благодать. Теперь в его священной земле Сивы тебя никто не тронет даже пальцем. Ты и те, с кем ты пришёл, теперь находитесь под его защитой.