Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
Незнакомец хмуро посмотрел на Мак-Лауда. Шотландец жизнерадостно ухмыльнулся, вытянул из ножен кинжал и принялся крутить его в руке, якобы разминая кисть.
— Можете говорить при нём, — сердито буркнул сэр Гисборн. — Если вам вообще есть что сказать. Кто вы, милейший?
Человек с опаской покосился вокруг, сунул руку за пазуху, извлёк тщательно свёрнутый в несколько раз и перетянутый толстой кручёной нитью лист пергамента, и подтолкнул к Гаю.
— Это вам. Я из Англии, рассчитывал догнать вас в Фармере, но там никого не оказалось. Барон Александр послал меня к тамошнему отшельнику… у него ещё имечко ирландское…
— Отец Колумбан, — согласно кивнул сэр Гисборн, не притрагиваясь, однако, к лежавшему между оловянных тарелок посланию. — Дальше?
— Святой отец сказал, что баронет Фармер и его спутник уехали, и не стоит гнаться за ними, а вот мессира Гая наверняка можно будет застать в Туре. Он описал вас и вашего… э-э… спутника, и я помчался сюда. Стража на воротах запомнила вас: двое рыцарей, приехавших вместе с итальянскими торговцами, и посоветовала искать здесь. Я нашёл постоялый двор, но вы куда-то ушли.
— Если притворяется, то очень умело, — Дугал наклонился над посланником и внимательно прислушался. — Нет, в самом деле спит. Что это нам доставили в такой спешке? Знаешь, дурные новости почему-то всегда обгоняют хорошие…
Гай забрал загадочный пергамент и перебрался ближе к очагу, в круг дрожащего красновато-оранжевого света. Дугал пристроился рядом, заглядывая через плечо компаньона.
На желтоватом свёртке красовались две небольшие печати — красного воска и зелёного. Внутри красного кружка один над другим выстроились три леопарда, разинувших пасть и поднявших переднюю лапу. Посреди зелёного глубоко оттиснулись крохотная митра и посох с рукояткой, завитой бараньим рогом.
— Та-ак… — озадаченно протянул сэр Гисборн.
— Открывай, открывай, — нетерпеливо потребовал Мак-Лауд. — Похоже, ваше прошлое не желает вас отпускать. Леопарды и митра — принц Джон и его святейшество Бастард Клиффорд, чтоб мне провалиться. Зачем таким людям понадобились бедные грешники вроде нас?
Гай молча перерезал суровую нитку и развернул хрустящий лист, покрытый ровными строчками отличного, хотя и мелковатого почерка.
— У-у… — протянул Дугал, всмотревшись в послание. — Тут я тебе не помощник. Я ещё с горем пополам могу выдавить из себя пару фраз на латыни, но осилить такое длиннющее письмо… Надеюсь, тебя учили читать, благородный сэр, или только махать мечом направо и налево?
— Учили, учили, — буркнул сэр Гисборн, лихорадочно припоминая начатки древнего языка, вбитые в него терпеливыми монахами Ноттингамского аббатства. — Сядь и не мешайся.
Первая фраза, как ни странно, перевелась без особого труда, и Гай, мысленно поблагодарив архиепископа Кентербери за милостивое обхождение без излишних словесных изысков, начал вполголоса читать, перелагая написанный текст с латыни на привычный норманно-французский:
«Шевалье Мишелю де Фармеру, в его же отсутствие вручить рыцарю Гаю Гисборну Ноттингамскому…»
— Куда же наш многомудрый святой отец услал Мишеля? — ехидно поинтересовался Мак-Лауд. — Он и Гуннар должны были ехать по той же дороге, что и мы, и их бы нагнали первыми. Тебе это не кажется странным?
— Не кажется, — отрезал Гай. — Святому отцу виднее! Не отвлекай меня! Вопросы будешь задавать потом. И отодвинься, свет загораживаешь!
Дугал скорчил оскорблённую гримасу, но подвинулся. Сэр Гисборн продолжил единоборство с архиепископской эпистолией:
«Кому бы из вас не попало в руки сие послание — привет и наилучшие пожелания!
С величайшей радостью услышали мы весть о том, что Уильям де Лоншан, расточитель богатств королевства, позоривший доверенное ему место канцлера Британии, не избегнул заслуженной кары, в чём целиком и полностью ваша заслуга.
Однако всякая радость неизбежно омрачена горем, и нынешние времена не являются исключением.
Суть же обрушившегося на нас бедствия кроется в следующих обстоятельствах. Во время произошедших в конце августа месяца в городе Лондоне справедливых возмущений честных горожан против самоуправства господина канцлера и постыдного бегства последнего случилось так, что отведённый под резиденцию де Лоншана замок короны Тауэр, в особенности хранилища рескриптов, указов и прочих важных бумаг, на какое-то время остались без надлежащего надзора. Чем не замедлили воспользоваться как остающиеся пока на свободе союзники и пособники канцлера, так и его противники.
К сожалению, приходится признать, что лица, относящиеся к противникам покойного мэтра Лоншана, тем самым не переходят в ряд сторонников короля и королевского наместника. Эти люди относят себя к противникам любого правящего дома Европы, и причина сего удивительного заявления проста. Они — подданные Константинопольской империи, и, как следствие, изыскивают любые средства, дабы возвысить значение собственной страны, забрызгав при этом грязью все остальные государства и народы.
Некоторое число сиих людей находилось при дворе канцлера в качестве представителей торговых домов, советников и придворных. Есть веские основания предполагать, что мэтр Лоншан также был введён ими в изрядное заблуждение, искренне полагая их за своих сторонников и излишне награждая их своим доверием.
В известный вам день все они таинственным образом исчезли как из Тауэра, так, возможно, и из столицы Англии. Вместе с ними пропала часть уже упоминавшихся документов, по большей части относящихся к личной переписке мэтра Лоншана с сильными и слабыми мира сего.
Розыск, учинённый немедля по открытии пропажи документов, безмерно огорчил наши сердца, заставив задуматься над судьбами многих и многих личностей, занимающих не последнее место в жизни государств Европы. Покойный канцлер, что ни для кого не является тайной, не слишком разбирался в средствах, ведущих к достижению его целей. Пропавшие бумаги таят в себе кончики нитей, управляющих делами королей и их подданных. В руках определённого круга лиц эти рескрипты могут стать опаснее вооружённой армии на границе не готового к достойному отпору соседа. Посему они должны как можно скорее вернуться на своё место… или исчезнуть без следа, что даже предпочтительнее.
К сожалению, никому в точности
Во-первых, похищенные документы вряд ли будут розданы многим людям с наказом любой ценой довести их до Константинополя. Скорее всего, большая часть беглецов из Лондона не двинется дальше Руана или Парижа, где они могут рассчитывать на помощь и укрытие у обитающих там соотечественников. Архив же поместят в сундуки и отправят в сопровождении отряда доверенных лиц под видом самого невинного груза.
Во-вторых, известны приметы человека, который, скорее всего, станет во главе этого отряда. Он уроженец Аквитании, ему около двадцати пяти лет, среднего роста, светловолос, цвет глаз голубой или серый. Его не раз видели в окружении Лоншана, где он выдавал себя за посредника итальянского торгового дома Риккарди. Имени его, к сожалению, никто не знает, что, впрочем, не имеет особого значения — этот человек способен выдать себя за кого угодно, от простолюдина до принца крови.
И в-третьих. Известно направление, в котором намереваются отбыть злоумышленники. Они держат путь на юг, в графство Лангедок, собираясь достигнуть Тулузы, дабы встретиться там со своими сообщниками и перебраться в Марсель или любой другой порт на Полуденном побережье, откуда смогут беспрепятственно покинуть Европу.
Наша надежда в том, что волей случая или провидением Господним вы сейчас находитесь на тех же дорогах, что и похитители, и, возможно, неподалёку друг от друга. Они покинули Англию почти одновременно с вами, однако им понадобится время, чтобы выработать план действий и натянуть на себя подходящую личину. Скорее всего, они прикинутся торговым обозом, каковых нынче на дорогах превеликое множество.
Итак, господа, постарайтесь разыскать их, хотя, признаться, ваш успех представляется мне маловероятным. Но, как утверждает Его высочество принц Джон, у вас имеется некая везучесть и умение оказаться в нужное время в нужном месте. Ищите подозрительный обоз, чьи владельцы ничем не торгуют и нигде не задерживаются, настойчиво продвигаясь на юг. Если, паче чаяния, вы обнаружите этих людей, не пытайтесь напасть на них и лучше даже не показывайтесь им на глаза. Просто держитесь неподалёку. В Тулузе и Марселе вы можете рассчитывать на помощь и довериться человеку, который скажет вам: «Я из Кентербери». Будьте осторожны — ваша добыча сообразительна, хитра и знает множество потайных нор. Не огорчайтесь, если не наткнётесь на них — значит, не судьба. Наши люди при любом исходе попытаются задержать их на побережье. Помните о своём долге и кланяйтесь там Саладину!
— Ты что-нибудь понял? — спросил Гай, закончив чтение.
— Я совершил большую ошибку, связавшись с вами, — отозвался помрачневший Дугал. — Во что вы меня втравили, благородные господа? Нет, не спорю, я наёмник, убийца и всё такое прочее, но я никогда не встревал в дела королей и всяких там правителей. Себе дороже. Лезешь из шкуры вон, стараясь им угодить, но только они получают своё, тебя же и вздёргивают — чтобы не болтал лишнего и не напоминал о том, что необходимо забыть.
— А как насчёт службы у Лоншана? — не преминул язвительно напомнить сэр Гисборн.
— Мэтр Уильям был распоследней сволочью, но всё же именно он дал нам независимость от вас, сейтов, — отрезал Мак-Лауд. — За всё надо расплачиваться. Я заплатил тем, что сколотил и возглавил его охрану. Но сейчас… Ловить неведомо кого, неизвестно где, да ещё в Лангедоке! Нет, это не по мне!
— Да чем тебе Лангедок не угодил? — оторопел Гай. — Провинция как провинция. Или тебе там показываться нельзя — изловят и утопят в ближайшем болоте?
Дугал поднял на компаньона удивлённый взгляд:
— Ты что, ничего не знаешь?
— Что я должен знать? — насторожился сэр Гисборн. — Ты можешь не говорить загадками?
— Он ничего не знает, — Мак-Лауд опёрся локтями на столешницу, водрузил подбородок на сложенные ладони и пристально, не мигая, уставился на ноттингамца. — Собирается ехать в Лангедок и ничего не знает! Послушай-ка меня, сыр рыцарь. Я, конечно, отнюдь не образец добродетели, мало того, я даже не пытаюсь им стать. Могу посмеяться над монахами, над всеми этими роскошными монастырями и их бесценными реликвиями, сляпанными на соседней улице, и не мучиться из-за этого совестью. Возможно, я та самая паршивая овца, что отыщется в любом стаде. Но никогда — слышишь, никогда! — не изменял вере своих отцов и… — он медленно начал подниматься из-за стола. Гай понял, что сейчас обязательно стрясётся что-нибудь неладное.
— Дугал, прекрати, — ледяным голосом произнёс сэр Гисборн, слегка удивлённый столь неожиданной вспышкой ярости. — Сядь!
Окрик подействовал. Шотландец тряхнул головой, точно просыпаясь от дурного сна, и как ни в чём не бывало спросил:
— Так о чём бишь я?
— О Лангедоке и том, почему ты не хочешь туда ехать, — напомнил Гай.
— Это благословенная земля, доставшаяся дурным людям, — значительно произнёс Мак-Лауд. — Край еретиков, верящих в равноправие Добра и Зла. Но, что самое досадное, мы можем проехать через него насквозь, и не заметить ничего подозрительного. Вернувшись же домой, ты никому не сможешь рассказать о том, где побывал и что видел, ибо стоит прозвучать названию «Лангедок» — и на тебя уже косятся с подозрением, особенно монахи. Там всё имеет второй облик, и в такие края ты хочешь затащить меня, чтобы ловить каких-то типов, уведших бумаги моего бывшего хозяина? Да пропади они всё пропадом! Я никуда не поеду!