Весы правосудия
Шрифт:
Славка первым бросился к декану, Сидоренко немного отстал, но быстро наверстал упущенное — к Горчевскому они подскочили практически одновременно. Технично заломив ему руки за спину (я даже залюбовался, настолько филигранно они это проделали), контрразведчики обездвижили бьющееся в припадке тело. Сергей Валентинович свободной рукой вцепился в волосы декана и оторвал его голову от пола. Генерал стремительно подбежал к Горчевскому, я и не думал, что этот древний старик может так ускориться, и упал перед обездвиженным деканом на колени. Но глаза магистра оказались закрытыми.
— Смотри
Веки декана вздрогнули, и он распахнул глаза. Я стоял за спиной Владимира Николаевича, не боясь попасть под его светящийся взгляд, и спокойно наблюдал за действием заклинания «Стазис Горгоны». Мутные глаза бесноватого историка с трудом сконцентрировались на лице генерала.
— Посмотри мне в глаза! — вновь потребовал Владимир Николаевич, добавив еще какой-то эффект внушения в свой голос.
Мне очень захотелось посмотреть ему в глаза, несмотря на все предупреждения. Я даже принялся обходить его со стороны, чтобы поймать этот взгляд… Краем глаза я заметил, как сопротивляются этому приказу Валентиныч с Петрушиным — их отвернутые головы нет-нет, да и пытались повернуться к командиру. Черт! Стоять! Не сметь! — Отдавал я мысленные команды своему организму, но вместе с тем продолжал шагать, пусть и через силу, выискивая взгляд батюшки Феофана.
Горчевский, тем временем, сумел свести разбегающиеся глаза в кучу и взглянуть в пылающие глаза старика. Безумный взгляд декана на мгновение прояснился, а затем его глаза неожиданно потухли, окаменев в прямом смысле этого слова. Ну, по крайней мере это выглядело так со стороны. Значит, не зря древние считали, что взгляд Медузы Горгоны превращает людей в камень.
— Отпускайте его! — скомандовал генерал, но уже обычным голосом без всяких магических примочек.
Но его подчиненные постарались исполнить приказ командира как можно быстрее: отпустив заломленные за спину руки Горчевского, они поспешно отскочили в стороны. «Стазис» стремительно распространялся по организму бесноватого декана: следом за глазами окаменели веки, посерели, раскрасневшиеся до этого от прилива крови, щеки, покрылся «каменной коркой» и застыл наморщенный лоб. Взъерошенные волосы превратились в сплошной серый монолит. Заклинание распространялось, превращая Горчевского в каменную статую.
Поглядывая одним глазом на окаменевающего декана, я усилил ментальное давление на волну изменений реальности. Лишенная подпитки силами Горчевского, она замедлилась и, в конце концов, остановилась.
— Есть! — радостно закричал я. — Она остановилась! Волна! Изменений! Остановилась! — выдохнул я, усиливая давление.
Сначала ничего не происходила, волна замерла, но отступать «не желала». Я потихоньку давил на нее, памятуя о недавнем обмороке. Пробовал и так, и этак, стараясь не выкладываться за один присест. И у меня потихоньку начало получаться! Я отвоевывал у Горчевского миллиметр за миллиметром, стягивая кольцо изменений на себя, уменьшая его радиус с каждой секундой.
А затем в один момент случился перелом, кольцо изменений уменьшилось скачкообразно, и я погнал его пинками назад, возвращая
Пьедестал со ступенями, на котором возвышался трон, резко «провалился», незаметно сливаясь с полом. Огромный золотой трон, украшенный драгоценными камнями, растерял свой матовый металлический блеск, скукожился и вернулся к своему истинному виду — дешевому офисному креслу, обшитому потертой искусственной кожей. Отшлифованный до зеркального блеска мрамор трансформировался в старенький линолеум. Резные колонны испарились, а массивные каменные блоки вновь превратились в копеечные пластиковые панели под дерево, которыми изначально был отделан кабинет. А необъятных размеров тронный зал стремительно уменьшился, как воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух.
Такое изменение не осталось незамеченным для моей небольшой команды.
— Это что, у нас получилось? — Славка крутил головой, оценивая происходящие на его глазах изменения. — Получилось, да, товарищ генерал?
— Похоже, получилось… — все еще не веря в случившееся, ответил Владимир Николаевич.
— Наши миры вновь разделились! — восторженно, словно сопливый мальчишка, а не умудренный хрен знает сколькими тысячами лет демон, закричал Ашур Соломонович, вернувший себе человеческий облик. — Мой народ спасен!
— Сергей Вадимович, — Сидоренко протянул мне руку, которую я с радостью пожал, — позвольте вас поздравить!
— Да, ладно вам! — смущенно произнес я. — Если бы не ваша помощь… — Я выдернул из воздуха бутылку конины и пять граненых стакана. — Предлагаю по пять капель валерьянки, чтобы подорванные нервишки подлечить.
— В кои-то веки не откажусь, — произнес Владимир Николаевич, обессиленно опускаясь в одно из кресел перед столом декана.
По примеру генерала все присутствующие в кабинете, кроме, естественно, окаменевшего несостоявшегося диктатора Горчевского, попадали в кресла. Я открыл бутылку и начислил всем по полной. Одной бутылкой, естественно не обошлось.
Владимир Николаевич первым поднял стакан.
— Товарищи… друзья… — Было непривычно видеть непоколебимого старого контрразведчика с трудом подбирающего слова. — Я никогда не думал, что на мои… вернее, наши плечи… ляжет спасение мира…
— Целых двух миров! — вставил Ашур Соломонович. — И это…
— Дерьмо! — не сдержавшись, выругался Славка Петрушин.
— Ты чего, пацан, с дуба рухнул? — Не оценил я возгласа летехи, да и остаьные смотрели на него с немым изумлением. — Такой, сука, выдающийся момент засохатил!
— Какой, нахрен, момент? — нервно выкрикнул Славка. — Горчевский «порозовел»!
— Какого… — бухнул я, оборачиваясь к поверженному декану, продолжающему валяться на полу за моей спиной.
Остальные тоже стремительно обернулись. Горчевский, действительно, «порозовел» — мертвенная каменистая серость отливала от его лица, возвращая естественные краски жизни.
— Вот, тля! — выругался я, следом за Петрушиным. — Как же он, сука, меня достал!
— Кх… м, ребятки, — смущенно кашлянул Владимир Николаевич, — рано мы отмечать начали.