Ветер моих фантазий. Книга 2
Шрифт:
А потом ее встрясло. Ту, невидимую душу. Все помутнело. Рывок…
Вдох… резкий вдох и такой мучительный! Тело, раненное тело, растревоженное чужими имплантатами, отчаянно вдохнуло, задыхаясь. Задыхавшееся тело… Этот первый вдох… Этот первый вдох на грани смерти и жизни такой мучительный! Вдох, когда воздух впервые растекается по легким… Колюче-сладкий… совсем другой… Когда существование переходит на другой уровень, а как раньше уже не будет. Этот ужас и этот опьяняющий восторг он уже раз испытал. Далеко-далеко. Когда его рожала мать. Нет… и еще
Вспышка света… Он снова увидел свет! Но…
Сандиас растерянно распахнул глаза. Нет, от ужаса.
Боль, жуткая боль в груди! Нет привычного там движения. Сил нет. Только что-то копошится в крови и у той сильной боли, мелкое, мерзкое. Но…
Кри Та Ран поднял его и отпустил, позвал по имени, но мужчина его голоса не услышал, оглохший от боли. Он упал на бок. Щекою на снег. На толстое снежное покрывало. Кашлял. Кажется, кашлял.
Что-то холодное было под его щекой. Что-то горячее под его телом.
А потом его вроде подняли. Чуть пронесли. Усадили к чему-то твердому.
Когда Сандиас снова открыл глаза… Нет, когда он снова смог увидеть.
Он увидел нечто еще более ужасное, чем боль, выедающая его изнутри.
Молодой мужчина. Опустился перед ним на колени. Да, кажется, молодой. Он поднимает руку к своей груди. Его ногти вдруг удлиняются и заостряются. Становятся как лезвия. И… и Сандиаса передернуло от ужаса.
Он… Этот мужчина… он… он вырезал свое сердце! Совершенно спокойно! Даже не дрогнув лицом. И протянул к Сандиасу руку. Руку, на которой… Руку, с которой стекала кровь. На которой лежало оно… его сердце! Оно еще трепетало, все медленнее. И медленнее. Последние струйки крови покидали его…
Сандиаса передернуло от ужаса, от этого неправильного, неестественного, ненужного действия незнакомца. Он забыл свое имя, забыл, кто он, забыл, кто тот. Только видел мужчину, который спокойно вырезал свое сердце.
Тяжелораненный отчаянно хотел кричать. Ему надо было сказать… Попросить, чтобы этот безумец жил! Что не надо, но… Но он не мог говорить. Хрип вырвался из его пробитой груди. Капли крови вылетели на снег. Он не мог говорить. Ничего. Он задыхался. Он захлебывался своею кровью. Все мутнело… Только кашель… Да по его губам стекало что-то горячее… соленое…
«Зачем?.. Скажи, зачем?! Зачем ты вырезал свое сердце? Почему ты сделал это с совершенно спокойным лицом? Зачем протянул мне руку с этим… этим кошмаром?..»
А потом сознание раненного наконец-то помутнело.
Он уже стоял в стороне и смотрел, как Кри Та Ран вырезает у него обрывки старого сердца в груди, как помещает свое сердце вместо его. Как заставляет свои имплантаты, послушные его воле, соединить и заживить все сосуды, чтобы его тело и чужая плоть слились воедино. Чтобы они стали одним.
Душа видела, что его тело корчится от боли. Душа чувствовала, что и у кианина, лишившегося сердца, тело стонет и воет от боли. Но Сандиас-невидимый мог только быть в стороне и смотреть. Смотреть как тот, кого он когда-то страшно мучил, сейчас пытается спасти ему жизнь.
Просто потому, что Сандиас в детстве тогда отпустил его.
Души помнят красивое. Души помнят того, кто подарил им свободу или силу.
Души важных подарков никогда не забывают.
Но как же больно принимать те подарки, которые лишают жизни или самого ценного того, кто их дарит! Душам не нужны жертвы. Только бы видеть других счастливыми. Только бы дать кому-то шанс остаться живыми ради хрупкого призрачного радужного следа счастья где-то в будущем.
Души умеют жертвовать, но им самим чужие жертвы не нужны.
Но… этот человек так решил. Это была его воля. Его выбор.
И Сандиас-другой с мукой подумал, что ему придется принять чужой выбор. Просто потому, что души свободны. Хотя мучительно смотреть, как другой жертвует собой ради тебя. Чтобы ты остался, а его больше не было.
И Сандиас-невидимый с тоской смотрел, как ложится кианин возле его тела. Рядом, прикасаясь рукой к его руке, чтобы все еще имплантатами своими управлять. Чтобы вживили его сердце в чужое тело.
Он смотрел, как два кровавых круга растекаются вокруг двух тел. Как их кровь сплетается воедино. Чужое сердце и его тело.
Рывок…
Вздох. Первый вдох. Новый вдох ожившего тела. Мучительный и такой сладкий. И этот вкусный-вкусный воздух, которого так долго не было. Чужой воздух. Воздух чужой жизни и чужой свободы.
А потом он лежал на грани. Измученное тело. Душа измученная. Он устало вслушивался в пустоту разрушенного города. Чувствовал, как падает снег на его лицо. То тает, то остается: тело после операции то оживало, то снова скатывалось в небытие.
Сандиас слышал скрип снега под ее ногами. Слушал шелест ее одежд. Шум чего-то легкого. Нет, не такого уж и легкого, уносимого ветром.
В его груди билось чужое сердце.
Он слышал, как в последний раз очнулся кианин. Слышал его краткое прощание с Лерьеррой.
Девушка, плача, опустилась возле Сандиаса. Зачем?.. Она же не хотела быть с ним! Он вдруг вспомнил!
Но она сгребла снег с его тела, дрожащими руками. На миг задержала руку, невольно, почувствовав тепло живого тела, единственный источник тепла среди зимы и снежной пустыни.
Сандиас шумно выдохнул. Глаза наконец-то открыл. Не сразу четко мир смог увидеть. Потом увидел ее лицо. Бледная кожа, по которой стекают рыжие длинные пряди. До чего же красиво! Снег и пламя…
Он улыбнулся ей, ослабший, мимолетно. Она улыбнулась ему в ответ, притворяясь радостной.
«Мы же оба друг друга обманываем» — подумал Сандиас про себя.
Но его спаситель просил позаботиться о ней. Так, как сам о ней позаботиться не мог.
И мужчина-человек вскоре попробовал подняться — и она ему помогла. Они чуть переговорили — слова ему давались медленно и тяжело.