Ветер над яром (сборник)
Шрифт:
Притаившись на сиденье “бьюика”, Гюнтер наблюдал за окном своего номера. Поднимавшаяся из-за гостиницы луна мешала, слепила глаза, но менять точку наблюдения было поздно. Когда часы на башне стали приглушенно бить полночь (звукоизоляция салона “бьюика”, к сожалению, была превосходной), Гюнтер хотел опустить стекло, но, передумав, покопался в сумке и прилепил на присоске к боковому стеклу усилитель-микрофон. Последние удары часов могильным звоном кладбищенской часовни ворвались в салон автомобиля.
Ждать долго не пришлось. Но и различить что-нибудь определенное из-за слепящего света луны Гюнтеру не удалось. Черный проем
Донесся неясный шорох, заскрипели открываемые шире створки окна, звук которых сразу заглушило недовольное воркование разбуженных голубей, устроившихся на ночь на карнизе гостиницы. В номере зажглись блеклые, сизые, как огни святого Эльма, светлячки, немного поблуждали по комнате и погасли.
— Нет его, — послышался женский голос. — Но я чую его дух — был здесь недавно.
— Поищем на площади? — предложил другой женский голос.
Рука Гюнтера непроизвольно скользнула под пиджак и нащупала под мышкой рифленую ручку “магнума”.
— Нет, — сказал первый голос-Время дорого. Сегодня ночью у нас праздник, и мы можем не успеть на поляну. А этот Шлей от нас никуда не уйдет. Завтра ночью мы его найдем.
— Был бы с нами кот, он бы его мигом нашел! — пожалел второй голос.
— Завтра возьмем у Мейстры кота. А сейчас в путь!
Стукнули створки окна, на карнизе опять всполошились, захлопав крыльями, голуби, и Гюнтер увидел, как через конек крыши, пересекая огромный диск полной луны, бесшумно мелькнули три большие тени.
“Вот так похитили детей из госпиталя, — подумал Гюнтер. — И гостиницу “Старый Таунд” громили так же… И, вероятно, так же крали книги из библиотеки бургомистрата”. Как ни реальна оказалась мистика в Таунде, Гюнтер по-прежнему не верил в ее потустороннее происхождение. И хотя временной отрезок между пребыванием в городе Фьючера, научного сотрудника несуществующего Сент-Бургского университета, и появлением здесь потусторонних сил был довольно велик, но между корректным, вежливым, больным туберкулезом странным человеком и мрачными чудесами Таунда ощущалась пусть еще не четко обозначенная, но явная связь.
Гюнтер подождал немного, затем достал из сумки приемник и включил пятый канал.
— …щепотку сушеной жабьей икры… — услышал он протяжный, медленный шепот Линды, — …восемь мышиных хвостиков… толченый зуб еретика… каплю свернувшейся крови некрещеного младенца…
У Гюнтера пробежали по спине мурашки. Он выдернул на приемнике пирамидку локационной антенны. Подрагивая, как стрелка маятника, центральный усик указывал на север.
— … а теперь все варить на синем медленном огне, — удовлетворенно закончила Линда.
Гюнтер внимательно осмотрел площадь и тронул “бьюик” с места. Усик локационной антенны вывел Гюнтера на окраину и указал на небольшой одноэтажный домик, притиснутый к старой, полуразрушенной городской стене. Гюнтер проехал мимо, вывел машину за город и остановил ее на пустыре. Сумку брать с собой не стал, только достал из нее универсальную отмычку. Захлопнув дверцу “бьюика”, он машинально похлопал себя по карманам и в одном из них обнаружил “грету”. Он усмехнулся. Вооружен до зубов.
Стараясь ступать тихо, Гюнтер подошел к домику Линды и осторожно заглянул в окно. В комнате мерцали призрачные блики, и ничего, кроме очага в углу, слабо
“Первым делом я пристрелю кота!” — зло решил Гюнтер, распахнул дверь и шагнул в дом.
У очага стояла голая, с распущенными волосами Линда и мешала варево в котле деревянной ложкой с длинной ручкой. У ее ног ластился большой черный кот с металлическим ошейником.
— Доброй ночи, — проговорил Гюнтер и добавил: — Линда Мейстра!
— Ба! — не удивилась Линда и улыбнулась. — Мы его ищем, а он сам к нам!
В ее улыбке не было доброжелательности. В голубых отблесках пламени ее лицо резко обострилось, приобрело отталкивающее хищное выражение, зубы казались мелкими и острыми.
— Ну, иди сюда, поросеночек наш!
Линда перестала мешать варево и поманила Гюнтера рукой.
Гюнтер почувствовал, как его охватывает непонятная сонная слабость. Как бы со стороны он увидел, что делает шаг к Линде, а рука с пистолетом безвольно опускается. Огромным усилием воли он задержал следующий шаг и, превозмогая свинцовую тяжесть руки, попытался поднять пистолет. Кот угрожающе зашипел, распушил хвост и неторопливо двинулся к нему.
Собрав остатки воли, Гюнтер немеющими пальцами нажал на спусковой крючок. Пуля прошила кота насквозь, с визгом отрикошетила от каменного пола, но кот прыгнул. Еще несколько пуль попали в кота на лету, прежде чем он мертвой хваткой впился зубами в кисть Гюнтера.
И тут раздался жуткий смех Линды.
— Не трожь его, Бэт Нуар! Ты же видишь, поросеночек совсем глупенький!
Кот отпустил свою хватку и, спрыгнув на пол, уселся в сторонке как ни в чем не бывало. Будто и не прошили его тело несколько пуль. Зелеными светящимися глазами он уставился на Гюнтера.
— Глупенький поросеночек! — снова протянула Линда, улыбаясь одними губами. Она медленно направилась к Гюнтеру. — Теперь ты наш!
Кровь быстрыми каплями сбегала с руки на пол, но у Гюнтера не было сил не то чтобы пошевелиться, но даже посмотреть на руку. Взгляд его полностью тонул в черных глазах ведьмы, и он чувствовал, как в нем угасают последние искры сознания. Чисто машинально, уже не отдавая себе отчета, он еще раз выстрелил.
Не оставив ни малейшего следа, пуля вошла в живот Линды, позади нее гулким звоном рикошета отозвался котел на очаге.
— Ты мне так праздничную похлебку испортишь, — по-прежнему улыбаясь, проговорила Линда, и Гюнтер почувствовал, как пальцы сами собой разжимаются, и пистолет с гулким стуком падает на пол.
Дальнейшее Гюнтер воспринимал как в дурмане тяжелого сна. Остатки затуманенного сознания фиксировали происходящее смутными кусками. Линда раздела его донага, бросая одежду под ноги, натерла тело жирной, остро пахнущей мазью. Кажется, потом она еще что-то делала с ним. Как бы со стороны он ощущал, что его дергают за волосы, крутят уши, нос, противоестественно сгибают и разгибают ноги и руки. Временами Гюнтеру казалось, что он висит над землей, и его тело завязывается узлами, как веревка. Тогда сознание на миг вспыхивало искрой, в памяти всплывал офорт Гойи “Первые опыты”, но тут же сознание ускользало, и он переставал понимать, что с ним происходит.