Ветер перемен
Шрифт:
Впрочем, в Поволжье Алексей на базе переселенцев из Ливонии потихоньку разворачивал тоже именно такие хозяйства. Равно как и в самой Ливонии, но уже с помощью переселенцев из старых русских провинций. И так далее, и тому подобное. С числами и деталями. И не только по этому вопросу, так как обсуждали экономику в целом. Итоги года…
Суета сует.
Мелочи.
Безумное количество мелочей.
У царя от этого доклада сына даже голова разболелась. Слишком много всего. Поэтому, улыбнувшись, Алексей достал из сумки «Статистический временник» — подшитую
За 1705 год, правда.
Они просто не успели вдумчиво переработать материалы, поступившие за последующие периоды. Да и методики требовалось придумать. Формы отображения. Графики. Все это время. Много времени.
Царевич показал отцу и остальным сию работу.
Удивил их приятно.
— Уже трудятся над 1706 годом. А до конца года добьют все до 1708 включительно. Теперь уже легче и быстрее будет.
— Ты, я смотрю, недоволен.
— Дело нужное, но эти сто двадцать семь человек лучше бы в науке применить и инженерных расчетах. Не зря же я по всей Росси собирал одаренных.
— И что, священники прямо честно пишут о таких? — удивился Голицын.
— Пишут. А чего бы им не писать? — улыбнулась Миледи. — Им ведь за каждого выявленного одаренного денежку платят. Лично тому священнику, что его углядел. И немаленькую. Зачем им молчать?
— А самим не нужны разве?
— В глубинке многие способности не применить. — добавил царевич. — Ну, например, острое зрение. Он ведь в жизни что крот. Вокруг себя видит плохо, а в даль — невероятно. Болезнь сие. Там, на месте, в селе, страдал бы. А я на флот пристраиваю. С таким зрением да хорошими зрительными трубами получаются прекрасные наблюдатели, которые замечают если не все, то близко к этому.
— И устный счет не применить?
— А как? Вот как в каком селе или деревне может раскрыться человек с одаренностью к быстрому счету. Где он там нужен? Ягодки или орехи пересчитывать? — усмехнулся Алексей. — Конечно, кое-что утаивают. Но в целом — очень серьезно подошли к делу. Я ведь не пишу, кого именно ищу. И они сами высматривают всяких необычных персон.
— Видел я этих одаренных, — покачал головой Шереметьев. — Кунсткамера какая-то. Большинство нуждаются в помощи нянек или иных сиделок.
— Так и есть, — охотно согласился царевич. — Это называется эффект идиота-саванта. Его суть сводится к тому, что у человека происходит аномальное развитие мозга. И, например, получив возможность производить в уме чрезвычайно сложные математические исчисления он совершенно беспомощен в ином. Я специально собираю таких необычных людей и использую их. По моим опытам один подобный савант с приставленным к нему парой помощников для организации его быта, в состоянии выполнять работу лучше, чем два-три десятка хорошо подготовленных специалиста в этой области.
— Это сколько же обычных людей нужно в Счетную палату? — спросил Петр.
— Там не все саванты. Кто-то этими необычными людьми и руководить должен. Но если от савантов избавиться — то минимум тысячи полторы.
— Сто двадцать семь человек
— И это еще у меня не дошли руки нормально им все организовать и загрузить их. С тем же Статистическим временником основные проволочки были не в расчетах, а в продумывание — где, что и как считать, и каким образом потом отображать. Саванты в этом не участвовали. Они вообще загружены довольно скромно. Много простоя.
— Не нравится мне этот подход, — продолжал бурчать Шереметьев. — Больным у тебя почет, а здоровым как же? Как им быть?..
Разговор у них получился сложный.
Петр мало в нем участвовал. Больше слушал. Его тема не интересовала. Ну… нет, интересовала. Но так. Он и сам любил все необычное, поэтому сына понимал. Только царь окружал себя диковинками для демонстрации, включая необычных людей. И понимал тягу сына к всяким уникальных людям. Пусть даже и не совсем полноценными, с точки зрения обывателя. Не только савантами. Нет. Но и просто одаренными. Одних только молодых крестьян детского и подросткового возраста, «склонных зело к малеванию», у него уже скопилось два десятка…
Несмотря на то, что начали утром, разошлись далеко за обед. Даже кушали во время собрания. Слуги занесли еду и удалились, дабы не подслушивать. Особенно коснулись невест. Европейцы занесли денег столько, что каждую из их кандидаток «блокировала» взятка минимум в миллион…
Но, наконец, все завершилось.
Алексей выбрался на улицу. С удовольствием втянул прохладный воздух. Сел в карету, зимнюю, на полозьях. И покатил к себе — в Воробьев дворец.
И неплохо поехали. Быстро, шустро понесли кони. А где-то рядом подковы тяжелых животинок лейб-кирасиров взрывали снег. Каждый шаг их слышался.
Вдруг остановка.
— Что такой? — крикнул Алексей, не открывая двери.
— Пожар Алексей Петрович, — отозвался возничий.
— Какой пожар? — удивленно переспросил царевич и вылез наружу.
Глянул.
И ахнул.
Его дворец горел.
Не так чтобы сильно, но горел. Вон — дым столбом шел.
Хотелось материться.
Сильно.
Громко.
Год совсем не задался. Сначала чуть не умер от какой-то простуды. С Ньёносс много ругался, не хотевшей уезжать. Потом эта дурость с похищением. Чума, тиф, оспа. Откровенно осадное сидение Меншикова в Бремен-Фердене. Теперь еще и вот это…
— За что, Господи? — взмолился царевич, вознеся глаза к небу и перекрестившись.
Но ответа не последовало.
И тяжело вздохнув Алексей поехал ближе. Разбираться.
Пожар охватил не весь дворец. Полыхало только одно крыло, где как раз размещалась кухня. И его активно тушили. Включая подоспевшую уже пожарную службу. Она проливала с помощью ручных помп и шлангов это крыло водой. Ну и соседние участки заливали, дабы там все отсырело и не загорелось.
Тушили долго. До самого вечера.