Ветвь оливы

Космолинская Вера Петровна

— Я ведь когда-то рассказывал вам о Гамельнце. Там же был и еще один тип. Он был среди нападающих в тот вечер, когда мы возвращались от Ранталей.

— За ним ты тогда и погнался? — вспомнив, спросили Диана и Изабелла почти в один голос.

— Он самый. — Я посмотрел на побледневшую Жанну и решил, что говорить о подробностях не следует. Ни в коем случае.

Через пару минут к нам присоединились мрачные Огюст и Готье.

— Подумать только! — продолжал угрюмо бубнить Огюст. — И такая мразь еще воображает, что она с нами на одной стороне…

— Вот так и начнешь ненавидеть собственную сторону, — согласился я.

— Ну

уж не настолько… — усомнился Огюст.

— Хоть это хорошо. Рауль, скажи-ка нам лучше как эксперт. Есть для хранителей хоть какой-то шанс вернуться к нормальной жизни, если некоторые из них еще сохраняют какую-то способность рассуждать?

— А с чего это вы взяли, что они сохраняют? — поинтересовался Рауль.

— Может и нет, но очень на то похоже. — И даже не потому, что незнакомка решила, что демоны бывают «хорошими», потому что покончили с нехорошими людьми — которые ведь при этом совершенно точно использовали пароль хранителей, отчего их и впустили в дом и, по крайней мере, когда это еще имело значение, не оказали сопротивления. И наверняка это был не первый дом, разоренный ими подобным образом. Нет, не потому, что демоны хороши — ведь о возможности подобного она уже слышала от своего учителя, как она и сказала, а потому, что она все-таки спряталась, проявила какую-то хитрость и рассудительность. Но может быть, я был неправ, и в этом тоже не было ничего особенного и странного. Просто почему-то очень хотелось так думать. Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть ее прямой немигающий взгляд. И может быть, все-таки именно потому, что она по-своему выразила нам благодарность, выказала какие-то очень человеческие чувства. И эти слезы в ее глазах… Они были настоящими.

— Это только кажется, — возможно, слишком категорично сказал Рауль. — У людей этого времени нет никакой защиты. — В его взгляде, которым он нас окинул с ног до головы, сквозило беспокойство.

— И все-таки, у них ведь и по сравненью с тем, что будет тысячу лет спустя, другие гены.

— Мне бы тоже хотелось быть оптимистом, но разве ты или я, или кто-нибудь, можем себе это позволить, если настоящих оснований для оптимизма у нас нет?

— Но теоретически?

— Рауль прав, — сказал отец. — И все же, к этой возможности мы еще вернемся — потом. Чтобы избежать слишком многих жертв. Когда главный источник опасности будет устранен.

— И как все же отвратительно! — снова воскликнул Огюст. — Они врывались… нет, просто входили в дома, где им даже не сопротивлялись!..

— Потеря инстинкта самосохранения до добра не доводит, — почти равнодушно пожал плечами Рауль.

— А если не полная потеря? — поинтересовался я.

— Тогда — кто знает, на какой приказ это реакция или на отсутствие какого приказа.

Оставалось разве что кивнуть. И еще оставалось дойти до дома, в городе, где то и дело еще раздавались то в одной стороне, то в другой, какие-то крики. С кем бы мы там ни покончили, это были лишь очень немногие. Как я там когда-то сказал Гамельнцу? — «Такого сброда — как грязи»?

— А ведь если бы Варфоломеевская ночь была настоящей, они бы тоже были на стороне сильнейшего, — помолчав, сказал Огюст.

— Когда-то они были на вашей стороне, — припомнил я.

— Когда мы были победителями, — проворчал Огюст. — А ведь они и тебя когда-то чуть не убили.

— Я помню, — оборвал я сухо. Все мы знаем, что такое «чуть» в мире, состоящем из множества вероятностей.

— А хранители

на такое все-таки неспособны, — негромко задумчиво проговорил Огюст где-то в середине дороги. — Физически. Совсем. То есть, если даже способны, они так же неразумны как стихия, как волны, как скалы, как пески. На них невозможно разгневаться. Просто не за что…

Головная боль все туже затягивала свои тиски, улочки, казалось, все больше забирали в гору. Яды и карты, засада хранителей и риск Жанны, катакомбы с костями и электрический свет, ублюдок Гамельнец и слезы хранительницы.

Над нами светили колкие и холодные неразумные звезды.

Может быть — неразумные. А вот что не холодные — мы знаем точно.

VII. «И одно золотое с рубином кольцо»

— С этим уродом я больше не работаю! — запальчиво выкрикнул Гамлет, выскакивая из зала, будто его выбросило оттуда катапультой, и столкнувшись со мной в коридоре — я как раз собирался войти, подкорректировать с Линор расчет одной программы. — Он меня убил! Представляешь?!

— А что ты затеял? — бросил Фризиан ему вдогонку. — Ты подставил и себя и других! Да я оказал тебе услугу, убив быстро. Альтернатива могла быть куда хуже!

— У меня все было под контролем, бестолочь! — Гамлет застрял в дверях и едва не дымился. — Все бы получилось!

— Неоправданный оптимизм — недостаточная замена логическому мышлению!

— Логическому?!.. Да ты только и делаешь, что лезешь в авантюры и зовешь это расчетом. А другим не даешь сделать шагу, как всадишь стилет в спину! Да еще под предлогом всеобщего блага!..

— Эй, стоп! В чем дело? — спросил я примиряюще. К тому же мне надоело стоять в коридоре. — Вы что, контролировали носителей?

Такое, конечно, бывает. Но крайне редко, по спецзаданиям, во время обучения или особых экспериментов. Но кажется, ничего подобного у них на сегодня назначено не было.

— Нет! — сказал Гамлет. Фризиан покачал головой.

— Тогда при чем тут вы? Все сделали они сами. А вы только наблюдали.

— Думаю, что не только! — пыхтел Гамлет, сверкая глазами. — По прогнозам такого не должно было случиться. Все изменилось оттого, что мы создали новый поток! В истории ничего подобного не было!

— Да бросьте. Можно подумать, вы никогда не слышали про «эффект бабочки». Оттого, что вы создали новый поток, просто изменилось очень многое, необязательно потому, что это были именно вы — подключился новый электромагнитный заряд — это очень тонкое вмешательство, но все равно вмешательство, и оно все равно искажает буквально все, другой вопрос — насколько велики бывают погрешности и где и как именно проявляются. Иногда и не заметишь, а иногда — еще как. Но они есть в любом случае.

— Это были наши двойники! — обвиняюще сказал Гамлет. — А значит, то, на что способны они…

— Но они же не делали этого до вашего вмешательства. Значит, это просто несчастный случай. Гм, ребята, у вас головы после экспедиции не раскалываются? Может, кофе? Как обычно?

— Кофе — это отрава! — проворчал Гамлет, но мы все дружно вернулись в зал. Линор, сидевшая за пультом с мрачным видом, поглядела на нас и, встав с кресла, отправилась вместе с нами в наш светский уголок с удобными диванчиками и живыми пальмами.

Мы сделали заказ, поднявшийся к нам из глубин раздвижного столика, и разобрали квадратные чашки цвета топленого молока с толстыми стенками.