Ветвь оливы

Космолинская Вера Петровна

— Генрих все же тоже хочет, чтобы ты еще подумал? — заключил я.

— Да, — согласился Мержи. — Он такой.

На лестнице послышался топот, а с ним и знакомые голоса. Мы выжидающе обернулись к двери. Когда она распахнулась, в комнату сразу же заскочил лейтенант Каррико, а за ним воодушевленный Фонтаж.

— Ого! — выпалил Каррико, замерев на месте. Фонтаж едва успел ухватиться за косяк и остановиться, чтобы не толкнуть его в спину.

Глаза у Каррико были голубые и невинно-распахнутые, как у котенка, а волосы вечно торчали веселыми вихрами, но сейчас, посмотрев на него, я и сам замер, и чуть было не выпалил: «ого!» Разрозненные кусочки мозаики вдруг совпали. Я наконец понял, кого он мне напоминал все последнее время. Он же был почти

точной копией Нейта Карелла. Именно он, а вовсе никакой не Дизак. Здесь поблизости находился его явный двойник, но его так и не использовали. В чем-то — к лучшему. Жаль было бы такого славного парня как Каррико. Но в чем-то… быть может, было бы проще до него достучаться, и сам бы он лучше владел собой. Но на это расчета не было, вот в чем все дело. И теперь я смотрел на жизнерадостного лейтенанта как на привет с того света. «Хорошо, что он жив», — подумал я со странным облегчением, будто жив был не только он. Каррико и не подозревал, что тут за драма разыгралась с его двойником, и в ус не дул по этому поводу. Хотя и усов-то у него толком не было.

— Капитан! — воскликнул Каррико и снова замялся, переводя взгляд с меня на Мержи и обратно. — Э… гм…

— Мы тебя внимательно слушаем, — ехидно сказал Мержи. — Оба.

— Похоже, все всё узнали раньше меня, — проговорил я со смешком.

— А как же иначе? — живо откликнулся Каррико, радостно отвлекаясь, стоило только дать предлог. Фонтаж пробрался мимо него к стене с саблями и потихоньку снял одну с крючков. Заходя сюда, он всегда так делал, так что Мержи и бровью не повел. Фонтаж не способен спокойно видеть сабли, но обращался он с ними всегда аккуратно, с пиететом. «Вот бы кого стоило отправить с Генрихом в Польшу, — невольно подумал я, — и Мержи туда же… а может и меня, да жаль, Генрих теперь туда точно не поедет». Фонтаж нетерпеливо поглядывал то на саблю в своей руке, возбужденно, но коротко ею взмахивая, будто выписывая острием мелкие буковки, то на Каррико, ожидая, когда же он наконец скажет то, зачем они сюда пришли.

— Ну давай же! — воскликнул он, словно тихо иронично-угрожающе промурлыкав. — Или я все скажу. Ты же знал, куда мы идем и что их тут двое. Что на тебя вдруг напало? Задумался, как к кому обращаться?

Каррико всем корпусом повернулся к нему и энергично кивнул.

— Ну да! — воскликнул он с потешной ноткой отчаяния.

— Прекрати паясничать, — сказал я с напускной суровостью. — Все свои! Так что случилось и к кому ты, собственно?

— Вот-вот, — подхватил Мержи. — Ты к старому капитану или к новому?

— Давайте сделаем вид, что пока мы здесь все вместе, ничего не изменилось, — предложил я. — Для меня Мержи тоже навсегда останется капитаном. Давай, дружище, выкладывай, что у тебя там! Не просто же так ты примчался сюда пулей.

Каррико шумно выдохнул и с трагическим видом нам поклонился:

— Реймс и Труа захвачены! Я привез приказ выступать в поход.

— Что?.. — выпалил я изумленно.

— Захвачены? — переспросил Мержи. — Кем это захвачены? Как?

— Хранителями, — нетерпеливо сказал Фонтаж. — Так они себя называют! Власть в городах захвачена ими, города объявлены независимыми республиками!

— Ох ты черт! — Мержи восхищенно прищелкнул языком.

— Да тебя расстрелять мало, Каррико! — воскликнул я полушутя, но наполовину уже всерьез. — И ты молчал?..

— Я запыхался, — невинно пояснил лейтенант.

— Выступать в поход! — выдохнул я. — Блестяще!..

— Ну не прямо же сейчас… — вставил Каррико.

— Что значит — не сейчас?

— Буквально… Командует походом генерал де Ла Рош-Шарди. Так что как он скажет, так и будет пора.

— Ясно, — я кивнул. — То есть, мне срочно надо домой…

— Зрите в корень! — обрадованно кивнул в ответ Каррико. — Мы только что оттуда. А я тем временем всех подниму, и все будут готовы. Теперь уже ждем приказа от вас. И выступаем, как только, так сразу!

— Я выступаю с вами! — вставил Фонтаж.

— Славно, — сказал я.

— Быстро

все… — заметил Мержи, повернувшись ко мне со странным волнением. Разве не именно об этом мы говорили лишь несколько минут назад.

— Не то слово.

— А вы не с нами? — почти жалобно спросил его Каррико.

— Может быть, позже, — ответил тот сдержанно.

Каррико перевел жалобный взгляд на меня.

— Бросил он нас! — вздохнул он печально. — Одних! На произвол судьбы!

— Справимся, — ответил я. — И тогда он, может, даже вернется. Ну что ж, пора так пора!

Каррико, похоже, повеселел от моих последних слов и отвесил мне картинный поклон. Все мы пожали друг другу руки, Мержи пожелал нам удачи. Вид у него был задумчивый и колеблющийся, но проводил он нас с улыбкой.

Едва скатившись с лестницы и выскочив на улицу, Каррико птицей взлетел в седло и, бодро помахав нам шляпой, умчался вскачь, высекая искры из мостовой. Не то, чтобы в этом была какая-то особенная необходимость — судя по его словам, пока еще не было, но Каррико всегда легко воодушевлялся.

— Ну что ж… — пробормотал Фонтаж меланхолично и в то же время как-то просветленно. — Как мы там шутили про «пару деревень»? Не ожидал, что «деревнями» будут Труа и Реймс!

Я расстался и с Фонтажем, и почти так же быстро как Каррико понесся к дому, раздумывая, когда же про эти новоявленные республики стало известно на самом деле. Верно ли, что отец ничего не знал утром, когда мы с ним разговаривали?

Ощущение повисания в воздухе и неведения в последнее время не было случайностью и иллюзией. Я думал, что во всем повинен сам — не понимая чего-то или не желая вникать. Это, отчасти, тоже… Я пытался это исправить. И только сейчас осознал, что наверняка со всеми сейчас происходит то же, не только со мной, не только потому, что я был на время выведен из строя. Никто из нас не видит полной картины того, что мы делаем. Может быть, кроме одного — для кого картина наиболее полна. Но должно быть, каждому он что-то недоговаривал. Почему? Потому что с каждым может случиться то, что вчера чуть не случилось со мной. В таком случае любая мелкая недоговоренность может стать спасительной. А узнаем мы о чем-то чуть раньше или чуть позже — не имеет большого значения. И все же, от этой мысли коробило. Если мы не знаем всего, как же не наделать ошибок? Наверняка не предвиделось, что я спонтанно уеду из дома, предполагалось, что буду дожидаться приказа на месте, чего я делать не стал. Может быть, я сейчас позарез там нужен, а вместо этого отправился на прогулку и еще ждал, пока Каррико соизволит что-то сказать толком. А ведь если бы Каррико все знал и понимал, он бы тянуть не стал. Хотя в дороге он и не тянул, по нему было видно, и по лестнице мчался пулей. А незнание — что уж там… Если есть такая необходимость, значит, есть. Как для всех прочих, так и для нас, но для всех в разной степени…

Первой в доме мне встретилась бледная и встревоженная, с горящими глазами, Диана.

— Привет!.. — пробормотал я, пытаясь проскочить мимо к кабинету отца.

— Поль, погоди!

Диана была в доме. Отец тоже. Сомнительно, чтобы она не знала, важна сейчас скорость или не важна. И если нет… да и похоже, что и ей не терпится сказать что-то важное, что мне знать необходимо.

— Что такое? — спросил я настороженно.

— Не знаю толком, но ничего хорошего, — сказала она. — Рауль пропал.

— Что значит, пропал? — не понял я. — Когда он успел пропасть? Когда мы возвращались, было почти утро. Он был с нами. Ушел наверняка не так давно и просто не успел вернуться. Может, и не знает, что надо возвращаться. Что за горячка?..

— Ты не понял! — мрачно сказала Диана.

— То есть, известно, что с ним что-то случилось?

— Нет…

— Тогда?..

— Нет!

— Что?!

— Он оставил записку!

— Записку?

— Всего четыре слова: «Простите, я должен попробовать». Его слуга передал ее отцу совсем недавно, когда его стали искать, чтобы передать новости, все думали, что он еще дома.