Ветвь оливы
Шрифт:
— Ужасно, правда?.. И если задуматься, сколько в людях безумия — это еще такая мелочь. Но действует на нервы, честно!..
— Верю. А хочешь, покажу, как эти приемы запросто блокируются?
— Хочу… А откуда ты знаешь, какие именно приемы?
— Потому что знаю, в кого ты недавно заглядывал, Я был в том же месте, в другой раз и чуть позже, и как раз отправил его на тот свет. Ну так как, показать?
— Ну конечно! — обрадовался Нейт, и мы дружно отправились в зал тренировочных симуляций, укреплять свою веру в возможности человечества.
Для разнообразия, поутру, когда рота королевской легкой кавалерии выехала из Парижа на восток, к вящему восторгу уже проснувшихся в городе детей и собак,
Струи шпарили по дороге, превращая ее в поток жидкой и вязкой грязи. Плотные плащи ничуть не спасали. Вода благополучно катилась всем за шиворот и в сапоги, пропитав уже, казалось, все на свете. А ведь кричала какая-то старуха вслед, что зря мы выходим и дождь будет сильный, лучше бы нам обождать. Ну что ж, война, как говорится, дело не только грязное, но и «мокрое»…
Вообще-то, ничего не имею против хорошего ливня, когда в конце пути, который непременно должен находиться неподалеку, ждет теплый дом с уютным камином и сколько угодно стаканчиков горячего терпкого глинтвейна. А так, вспоминалось, как еще совсем недавно… а недавно ли? Уже года три назад, но раз все еще в этом веке, значит, недавно, да и примерно в той же компании, было у нас несколько совершенно жутких рейдов, которые так и вошли в историю отряда под названием «мокрых» или «мокрейших». В последнем «мокрейшем» мы проклинали все на свете. Вся армия отсырела до последней нитки и пороховой пылинки. Лошади увязали в бурой глинистой почве почти по колено. Липкая грязь всюду летела комьями и брызгами. Местность была холмистая, что делало все предприятие еще веселее. Вскарабкиваться на пригорок по скользкой жиже — удовольствие сомнительное, но еще остросюжетнее было скатываться по другую сторону по крутому предательскому склону, рискуя переломать себе шеи и ноги лошадям. Пару животных пришлось из-за этого действительно пристрелить. Вокруг только стены дождя и ничего толком не видно в отсыревшем сумраке. «Поехали!» — скомандовал Мержи и канул куда-то вниз. И уже снизу донесся дополнительный, чрезвычайно важный приказ: «Налево не падать — там болото!»
Но такие сравнительно мелкие неприятности вспоминать потом даже весело. Поэтому на удивление весело было мне и теперь. Тем более что уж по сравнению с тем походом, поток жидкой грязи под копытами был довольно широким и ровным, лишенным многих неожиданностей, и вряд ли появится необходимость хоть кого-то пристрелить из милосердия. И веселился не я один. То и дело слышалось бодрое фырканье не только лошадей, но и кавалеристов, смешливые выкрики, а кто-то даже пытался на редкость фальшиво петь. Контуры предметов были нереально размыты — по дороге сквозь хлещущие струи упрямо двигалась вперед причудливая армия неунывающих тритонов, оседлавших гигантских морских коньков.
Небеса озарила яркая вспышка, кто-то опасливо вскрикнул, гром прокатился дробной канонадой, так что заложило уши.
— Ого!.. — крикнул Фьери. — Салют! — и ему ответили приветственные выкрики и смех, под замелькавшие новые вспышки и торжествующие раскаты.
Настроение, несмотря ни на что, у всех было чертовски хорошее.
«А как же суеверия?» — праздно припомнил я. Хотя, на то они суетны, что то ли они есть, то ли их нет. Если призадуматься, даже всеобщее религиозное чувство, которое мы относим к людям прошлого, в достаточной мере преувеличено. Политика, обычаи и привычки, поэтические преувеличения и переносный смысл — вполне обыденные вещи. Людей ни во что не верующих всегда было куда больше, чем это потом стало представляться. «Мы» относим к людям прошлого? Гм, и кто это «мы»?..
— Ваша милость!.. — Мишель подскакал ближе и наклонился, сгорбившись, пытаясь одновременно заслонить лицо полями шляпы от потоков, низвергавшихся из хлябей небесных, и перекричать их. — Вам бы лучше сесть в карету.
— Да? — переспросил я и, задрав голову, посмотрел на небо, глаза пришлось закрыть — их тут же залило водой. Я рассмеялся, опустил голову и встряхнулся. — Что-то не хочется!
Слишком много в последние дни было солнца, тягостного и утомительного. Да и вырваться наконец из города было просто великолепно! Все равно, что выбраться из стоячих вод. В конце концов, разве мы уже не победили? Остается только немного прибраться, навести порядок, расставить точки над «и» и довести кое-что до конца. И чтобы почувствовать это, надо было только вырваться на вольный воздух… или в вольные воды!..
— Ваша милость! — снова озабоченно выкрикнул Мишель. Кажется, он начал беспокоиться еще и за состояние моего рассудка, со странными перепадами настроения. Может быть, он был не так уж неправ.
— Дождь скоро кончится, — крикнул я ему в ответ, не без сожаления. Будет, пожалуй, даже солнце. С одной стороны — «увы», а с другой, все-таки, не мешало бы и просушиться. — Нескольких минут не пройдет.
— Не думаю! — скептически заметил Мишель.
— Увидишь, — сказал я. Гроза всегда вызывала у меня приступы легкого пьянящего умопомрачения и по собственному состоянию и настроению я порой мог назвать точно, что с погодой будет твориться дальше. Уж по крайней мере, в ближайшие четверть часа. За ясновидение не сойдет, только за внутренний барометр, какой есть у каждого и иногда вдруг включается в полную силу. Вот как сейчас — эйфория принялась отчетливо спадать и сменяться сытой легкой сонливостью. А небеса посветлели, понемногу превращаясь в роняющее капли расплавленное серебро.
Мишель снова замаячил рядом, когда падали последние редкие капли из до донышка выжатых небес.
Но приходят в овечьих шкурах Стаи туч — хищно алчных волков, Вырывая клыками хмуро Теплый ливень из горл облаков…Приходили в голову всякие рассеянные глупости. Разве облака и тучи одно и то же? Не-ет, облака — это овцы, а тучи — волки. Иногда одни получаются из других, совсем как люди.
— Гм… — сказал Мишель.
— Что я говорил? — поинтересовался я.
Мишель воззрился на меня из-под своей промокшей шляпы с подозрением. Люди и лошади повсюду шумно фыркали и отряхивались. Гром еще гремел то и дело, но уже в стороне, уходя от нас все дальше и дальше вправо.
— Теперь будет ветер, — сказал Мишель.
— Быстрее высохнем, — заключил я.
Мишель неодобрительно покачал полями шляпы. Наливаясь влажным паром, засияло изрядно поднадоевшее солнце. Галопом, выбрасывая из-под копыт огромные комья мокрой земли, подскакал Каррико — его вороной недовольно скалил зубы, страшно выпучивал глаза и мотал головой, стряхивая с себя оставшуюся влагу — скакать по травяному супу ему не нравилось. Теперь, когда все прояснилось, Каррико бдительно промчался вдоль всего строя, покричал на отстающих, подтянул поближе обоз, чтобы никто не потерялся, и вернулся гордо сообщить, что все в полном порядке, и никто пока нигде не увяз.
Как раз в этот момент сзади послышались ржание и крики. Одна из телег умудрилась угодить колесом в глубокую выбоину и встала. Впрочем, заминка была недолгой, колеса оказались не повреждены, телегу быстро вытащили и мы двинулись дальше. От лошадей клубами валил пар. Кстати, а как там чувствуют себя наши дамы?
Дамы ехали в карете, сопровождаемые небольшой свитой из не отрывающихся от окошек Ранталя с друзьями и Фонтажа, беспрестанно рассеянно подкручивающего свои светлые усы. Так с кем это, говоря откровенно, Фонтаж вызвался ехать? Обогнув петлей возок с прислугой, я подскакал к нему сзади, чтобы застать врасплох.