Ветвь оливы
Шрифт:
Мы дообсудили наши планы и уже собирались расстаться, когда за пологом раздался какой-то шум, складки раздвинулись, и в них появился, будто только что пробивший скорлупу всполошенный цыпленок, Мишель.
— Ваша милость, к вам посланец! — Мишель был явно изумлен и встревожен до глубины души. — От королевы! — понизил он голос до хриплого шепота.
— Здесь? В чистом поле? — удивился я.
— Прикажете пристрелить? — серьезно уточнил Мишель. Но все же, надеюсь, его серьезность была напускной.
— Потом, — ответил я в
— А что еще нам делать, капитан? — весело удивился Каррико. И они исчезли вслед за Мишелем, который тут же вернулся, чтобы приподнять полог и впустить сутулящегося человека в темном плаще и опущенной чуть не до самой бороды шляпе, его сопровождал, а вернее, бдительно конвоировал идущий за ним по пятам вездесущий Фьери.
Человек поднял голову, задержавшись на пороге, и над бородой, под полями шляпы, бодро сверкнули два черных, близко посаженных глаза.
— Жиро! — воскликнул я дружелюбно.
— Ваш покорный слуга, господин капитан. Не могли бы мы поговорить с глазу на глаз?
— Ну разумеется, — я жестом отпустил Фьери и Мишеля, неуверенно потоптавшихся у входа еще мгновение, и тихо удалившихся. Опустившийся за ними полог мирно заколыхался. Жиро даже не посмотрел им вслед. — Вы что же, пустились в путь сразу за нами, что так быстро нас нагнали? Или пытались перехватить нас еще в Париже, да не успели?
Жиро, несмотря на проделанный немалый и скорый путь, судя, в том числе и по тому, как остро пахнуло от него потом при движении, выглядел более отдохнувшим и спокойным чем при нашей последней встрече, и больше походил на давнишнего весельчака из «Пулярки». Даже глаза его так же задорно блестели. Только теперь я знал, что это вовсе не праздный весельчак с большой дороги, а агент тайной службы ее величества, Джеймс Бонд нашего времени.
— Не то, чтобы… — он усмехнулся и его темные глаза забегали по палатке, цепко выхватывая мелочи. Нельзя сказать, чтобы мне это понравилось, хотя, конечно же, это был только профессиональный рефлекс. — Но если бы я не выехал вскоре за вами, я или загнал бы лошадь, или нагнал бы вас только завтра.
— Разумеется. Дурные новости? — Взамен багровому зареву над городом?
— О, вовсе нет… — и он загадочно замолк, пристально глядя куда-то в потолок палатки. Может, он вздумал увлечься на досуге энтомологией и разглядел жука или бабочку?
— Не желаете ли сесть? — я указал ему на складной стул с чувством, будто предлагал поиграть в какую-то игру. Его взгляд цепко метнулся вслед за этим движением. Сравнение при этом пришло в голову неприятное — его глаза напоминали ринувшихся подальше от света шустрых черных тараканов. Я сморгнул, чтобы избавиться от впечатления.
— Пожалуй, да… — кивнул он, садясь, и наконец перевел взгляд на меня — знакомо тревожный и выжидающий. — Я вижу, вы быстро поправляетесь, — отметил он.
— Благодарю. Да и вы выглядите не столь усталым, как тогда в Париже.
— Ох уж эти города… жизнь в них дьявольски утомительна, это вы подметили верно… — и снова повисла пауза.
Я подлил ему хереса.
— Но ведь вы ехали так быстро не для того, чтобы порассуждать о городах?
— Разумеется, нет… Но видите ли… Мне довольно трудно начать. Предмет, который я должен с вами обсудить, довольно скользкий…
— Скользкий? — переспросил я. — Насколько?
— Невероятно скользкий, — заверил он. — Скользкий как лампадное масло. — Он произнес это с неким значением, будто ждал от меня какой-то ответной реакции.
— Хорошо, — сказал я беспечно. — Другого я и не ждал. Вы радуете меня хотя бы тем, что предмет, похоже, не столь далек от того, чем мы и так заняты. Так в чем же дело?
— Мадам послала меня к вам потому, что ранее она не сказала вам всего.
И теперь собирается передать нечто важное через третье лицо?
— Чего же именно?
— Что вы не должны уничтожать это масло.
— О. И что же с ним следует делать?
— Доставлять его к ней. Как можно больше. Столько, сколько его удастся захватить.
Кончики его губ задрожали в неприятной нетерпеливой улыбке. Я еще немного отпил из чарочки.
— Признаться, Жиро, вы меня не удивили. А письменного приказа у вас, случайно, с собой нет?
Жиро помедлил, приглядываясь ко мне, затем принялся расстегивать воротник. Я с рассеянным видом внимательно следил за каждым его движением. Но он действительно вынул из-за пазухи только запечатанный пакет и протянул мне. Я осмотрел его, не притрагиваясь, на расстоянии, особенно печать.
— Вскройте, — сказал я.
Не выказывая удивления, Жиро вскрыл письмо, развернул и, не взглянув на написанное, снова протянул мне.
«Оно отравлено, но не ядом». Я взял письмо, но не спешил в него заглядывать.
— Вы отчего-то думали, что этот приказ может меня расстроить?
По его лицу пробежала тень — несколько быстро сменившихся выражений.
— Видите ли, виконт, вы все-таки не политик. Вы видите в этом зелье одну лишь опасность. И не представляете, какая от него может быть польза. Польза для государства, польза для истинной веры. Для заблудших душ, для тех, кого больше никогда не придется приговаривать к смерти, потому что это будет не нужно.
— Отчего же. Представляю лучше, чем вы думаете.
Не глядя, я сунул письмо в пламя лампы.
— Что вы делаете?! — воскликнул Жиро, вскочив на ноги, но, кажется, не очень экспрессивно? И застыл — пламя уже весело пожирало листок. Жиро, в свою очередь, пожирал пламя своими черными немигающими глазами.
— Королева не писала этого письма.
— Она… — Жиро зачарованно смотрел на огонь.
— Нет, — я бросил скукоженную пепельную шкурку в медную тарелочку, на которой Мишель до того выставил чарочки.