Везучий Борька
Шрифт:
Нам надо было просмолить и намазать мазью шесть лыж. Две лыжи — Борькины. Мы решили взять Борьку в трудный поход тоже. И это было, конечно, здорово. Борька, когда узнал, что мы его берём, от радости хотел прыгнуть с балкона. Но папа сказал, что лучше прыгнуть с трамплина.
Сейчас Борька, наверно, спал. Крепко, в забудущую. Чтобы не проспать утро. А мы ещё не спали. Мы смолили Борькины лыжи.
— Только бы денёк выдался лыжный, — говорил папа.
И мы подходили к окну.
За окном
Одни звёзды горели, фонари на столбах, и всюду белел снег.
И когда я лёг спать, только глаза закрыл, сразу помчался на лыжах. С какой-то высоченной горы. И ветер свистел в ушах и бил в лицо.
Я даже думал, что задохнусь. Хорошо ещё, что от ветра пахло лыжной мазью.
И вдруг — я взлетел. И полетел по небу!
Высоко-высоко! Лечу себе и смотрю вниз. Смотрю и думаю: если шмякнусь, то лучше уж в глубокий сугроб. Помягче желательно. А то ведь если не в мягкий сугроб, а на что-нибудь твёрдое, то ведь можно руки-ноги растерять, не только лыжи.
И вот падаю. Падаю и вижу: на твёрдое падаю. На скалу какую-то. Бу-бух-х!..
— Вставай, засоня! Пора!
Я так и подпрыгнул на диване.
Смотрю: папа. Будит меня.
— Оо-хх! — вздохнул я.
— Вовка, ты чего это?.. — испугался папа. — Вид — будто тебя в прорубь окунали. Не заболел ли?
Чувствую: руки-ноги целы. Тут я вскочил.
— До чего же ты меня вовремя разбудил, — говорю.
— А как же иначе? Поход назначен и — никаких гвоздей!
Мы вышли из дому, направились к Борькиному, а он уже сам бежит навстречу. На спине рюкзак с провизией. Трясётся, как горб у верблюда.
— Где мои лыжи?! — кричит. — Дайте их сюда!
В электричке народу было много. С лыжами, санками, рюкзаками, гитарами.
Все в толстых свитерах, в брезентовых куртках, в крепчайших ботинках.
Тут и мне показалось, что я не просто лыжник, а тоже… какой-нибудь полярник-зимовщик. Только мы ещё до зимовки не добрались, едем пока.
Кругом весело, шумно.
Кто песни поёт, кто разговаривает, а кто от усталости спит и похрапывает.
Но самое главное — это, конечно, собаки.
Они высовывались из-под лавок. Смирные такие. Будто никогда и ни за что не подерутся друг с другом. Собаки очень внимательно слушали походные песни и когда громко чихали, прятали свои головы обратно под лавки. Прямо какие-то перевоспитанные собаки.
Как только мы устроились, Борька схватился за свой рюкзак. Ему специально для походов купили термос. Совсем новенький, зелёного цвета, с красным маком на боку. В него целый литр вмещается.
Борька достал термос, потрогал руками и даже щекой приложился.
— Холодный-то какой, — говорит. — Прямо не верится, что у него там внутри жарко.
— У него там внутри кипяток, — говорю.
Борька похлопал рукой по термосу.
— Сосуд! Целый литр вмещается!
— Если налить под самую пробочку, так и больше будет.
— У меня под самую…
— Молодчина, Борька. Запасся, — улыбнулся папа.
— Ребята, — обрадовался вдруг Борька, — а давайте сейчас!.. По кружечке, а?!
— Ишь разогнался, — остановил его папа. — Ещё успеем чаями набаловаться. Ещё они нам здорово пригодятся.
— А может, я это?.. Загляну в него. Может, чай совсем остыл. Термос-то новый. Ещё не известно, как он работает. Хорошо или плохо.
И Борька посмотрел на папу.
— Ладно, валяй. Для проверки.
Борька отвинтил крышку. Дёрнул пробку и сунул нос в термос.
Из зеркального горлышка вырвался белый клубок пара. От неожиданности Борька даже головой тряхнул.
— Обжёгся?!
— То-то!..
— А пахнет-то как! — сказал Борька как ни в чём не бывало. — Крепким душистым чаем пахнет.
Все вокруг рассмеялись.
Только один даже не улыбнулся. Такой пожилой, с седыми бровями. Лицо хмурое, недовольное. Он напротив меня сидел. Уткнулся носом в воротник и сидит совсем скучный. Даже злой какой-то. Сидит, будто ничего вокруг не видит и не слышит.
— Борька, — говорю, — закрывай термос! Выстудишь его, потом пей холодный!
— Вот что, гаврики, — сказал папа, когда Борька закрыл термос, — вчера-то мы так и не договорились, как проведём сегодняшний денёк. Давайте решать. Можно прогуляться по какой-нибудь гоночной трассе, если только наши ноги через километра три не начнут заплетаться в морские узлы. А можно махнуть к Столовой горе, на трамплин…
— Конечно, к Столовой! — кричит Борька. — Трассы!.. Больно нужно прогуливаться по этим трассам! С трамплинов прыгать — это да!
А я как вспомнил про свой ночной прыжок, так мне что-то не очень захотелось на Столовую гору.
— А ты что скажешь? — спросил меня папа.
— Я?.. Прямо не знаю…
— Да знает он, знает! — сунулся за меня Борька. — Конечно, на Столовую! Ведь верно, Вовка?!
Купили человеку красивый термос, так теперь его прямо не узнать. Шумит, за других суетится.
Поезд начал тормозить.
Папа приподнялся и посмотрел в замороженное окно.
— К какой это станции мы подъезжаем?
— Хлопцы… Хлопцы, худо мне… э-эх, худо…
Я даже не сразу понял, откуда раздался этот хриплый голос. А потом догадался. Потому что папа склонился над хмурым дядькой.
Дядька всё хотел встать и — не мог. Папа приподнял его.
— Борька, Вовка, берите лыжи, выходим. Быстро!
Но пока мы выбирались в тамбур, двери закрылись, вагон качнулся, тронулся.