Везунчик
Шрифт:
– А ты как будто радуешься, горе ты луковое? – эти новости неприятно удивили Антона, и его личная ночная беда враз отошла на задний план. – Чему радуешься, нам за немцев держаться надо, приближать их победу. Потому как с Советской властью нам уже не по карману.
– Да я и не радуюсь, – стал оправдываться Худолей. – Я просто рассказываю, делюсь, так сказать, новостями. Советуюсь с начальством. Одна голова хорошо, а вдвоем – лучше. Вот и вас потревожили. Хорошо, что все хорошо кончилось. А что дальше?
– А дальше – кто кого. Вот что будет дальше.
– Я чего-то пришел? – Васька встал, заходил
– Говори, как знаешь, – пришел на помощь начальник. – Не тяни душу, говори. Вот что за гадкая натура, прежде чем рассказать что-то, вытянет всю душу.
– Да говорю, говорю, – поспешил исправиться Худолей. – На конторе то колхозной кто-то ночью повесил флаг красный! Люди ходят, смотрят, радуются, даже в ладони хлопают. А я не могу достать – страшно, крыша скользкая!
– Сорвать, немедленно сорвать, пока комендант не видел! Он нас самих там вывесит вместо флага! – Антон забегал по хате, разыскивая свою одежду.
– Это еще не все, Антон Степанович! – Васька стоял навытяжку перед старостой. – На заборах, на конторе листки расклеены с сообщением о победе Красной Армии под Москвой! Люди прямо аж поют! Вот я одну вам принес почитать, – и протянул ему исписанный от руки печатными буквами листок из ученической тетрадки.
Антон мельком взглянул на него, пробежал глазами написанное, и заорал:
– Быстрей срывать, пока мы с тобой не завыли! Бегом! Люди поют, а нам выть надо! – Антон выгнал из дома Ваську, и сам выбежал за ним следом.
Мороз трещал: снег под ногами даже не скрипел, а жалобно повизгивал. На улице, у домов, там и сям, невзирая на такую стужу, стояли люди по одному и группами, с любопытством наблюдали, как бегут к конторе Худолей и Щербич.
Антон обследовал все вокруг конторы, пытаясь отыскать на снегу следы злоумышленника. Однако это ему не удалось: не один десяток любопытных побывал здесь, уничтожив начисто улики. Вот и теперь за ним ходила целая толпа: советовали, подсказывали, как легче снять флаг.
– Я таких советчиков знаешь, где видал? – разгневанный староста обернулся к людям. – Ты и ты! – указал он рукой на стоящих рядом молодых парней Леню Петракова и Семена Назарова. – Мигом высокую лестницу сюда!
– Да где ж мы ее найдем? – развел руками Семен. – Ни кто и не даст.
– А вы и не спрашивайте. Скажите, что я послал.
– Я – это кто? – засунув руки в карманы полушубка, Леня с вызовом смотрел на Антона. – Таких начальников мы в Борках не знаем, правда, земляки?
– Что, что ты сказал? – подскочил к нему Щербич. – Повтори, что ты сказал? – разгневанный, с побледневшим вдруг лицом, он в упор уставился в глаза Петракову. – Не рано ли осмелел, сволочь?
– Я всегда смелым был, ты разве не знал? – Леня выдержал взгляд, не отступил под напором старосты. – А теперь я твою слабину почуял, понял, прихвостень немецкий?
– Да – да я тебя! – у Антона перехватило дыхание от такой наглости. – Застрелю! За неповиновение! За угрозы!
– Хватит, хватит, мужики! – между ними встал Семен, широко расставив руки. – Пошутили, и будет! Сейчас мы все организуем, не волнуйся, господин староста!
Стоящие рядом люди одобрительно загудели, поддерживая мирное разрешение спора.
– Кровушки у нас и так хватает, – от толпы отделился Иван Козлов, мужчина лет пятидесяти,
– Я тебе это не прощу, – Антона все еще трясло, он ни как не мог прийти в себя от ссоры. – Кровавой юшкой умоешься!
Не смотря на сильный мороз, ему было жарко, и он расстегнул свой полушубок.
– Семен, возьми еще одного, и лестницу сюда! – повторил свое требование, и вытер вспотевшее лицо снегом.
Через час злополучный флаг был сорван, и лежал у ног старосты деревни. Люди разошлись, оставив на морозной площади Антона и Ваську.
– Листовки все снял? – староста повернулся к своему помощнику. – Или где остались?
– Нет, вроде все понаходил, – Худолей стучал замерзшими сапогами нога об ногу. – Может, пойдем по домам, да погреемся?
– Не терпится выпить, что ли?
– Да какая выпивка, Антон Степанович! – помощник в сердцах махнул рукой. – Дома скандалы, вот что. Не верит моя супруга, говорит, если меня порешат, как ей одной детишек поднимать? А вы говорите – выпить. Тут спастись бы, вот главное!
– Боишься? Ну и правильно. Страх заставит думать головой, – Щербич то ли упокоил Ваську, то ли высказал свои мысли. – Иди домой, а я в комендатуру. Надо доложить, а то плохо нам будет, если это сделает за нас кто-то другой.
Вечером Антон долго сидел на скамеечке у печки, смотрел на огонь, и думал. А думы уже были не такие веселые, как месяца три-четыре назад. Было самому себе не приятно, но заставил посмотреть на свое теперешнее положение критически, как будто со стороны. И не таким радужным вдруг стало видеться его будущее, не таким. Если раньше строил планы на землю, сады, винзавод, то теперь – как бы раствориться, исчезнуть, пропасть старосте деревни Борки Щербич Антону Степановичу, а появиться, воскреснуть снова тому довоенному Антошке – беззаботному, жизнерадостному, которому были рады все жители Борков, и, в первую очередь, мама.
«Что-то я рано раскис, – укорил самого себя. – Только что успокаивал Худолея, а сам взял и сопли развесил. Выше голову, Антон! Ведь ты же везунчик! Все у тебя получится! А то, что немцам дали под Москвой по морде, так не беда, это еще ни о чем не говорит – злее будут! – После таких мыслей немножко отлегло на душе, полегчало. Но опять вернулся к событиям прошлой ночи.
– Надо будет что-то предпринимать. Вишь, как осмелели деревенские, хамить начали. Я этому Петракову не прощу, нет! При первом удобном случае он не жилец. Как сказал сегодня комендант – чем меньше врагов, тем крепче сон. В этом что-то есть – слабину, вишь ли, почуяли. Расслабился, видно, я, дал повод так думать. Конечно, листовка подействовала, воспаряли духом, даже гранату кинули. Кто, кто это мог сделать? – уже в который раз Антон перебирал в голове всех деревенских мужиков, но так ни на ком и не остановился. – Быстрее всего Скворцовы за отца могут мстить. И дома их нет который месяц. Валентин Собакин говорил, что где-то по лесам прячутся, вот только не ведомо где. Это на них похоже. Лосев? Вряд ли. Он на такое не способен был. До войны, а сейчас – кто его знает? Война все и всех поставила с ног на голову.