Вице-президент Бэрр
Шрифт:
Беспечный, продажный, грубый Арнольд все время вздорил не только с ассамблеей Пенсильвании, но и с конгрессом; хотя эта группа жуликов вполне могла признать Арнольда за своего, но с ней надо было держать ухо востро. Против него выдвигали разные обвинения. В конечном счете его оправдали, но сутяжничество еще больше его озлобило. Чтобы умиротворить Арнольда, Вашингтон предложил ему заманчивую боевую командную должность. Арнольд предложение отклонил: у него было плохо со здоровьем. Он брался за командование в Вест-Пойнте на Гудзоне — ничтожный пост для важного генерала. Пораженный Вашингтон
Оказывается, Арнольд стал английским шпионом о собирался сдать Вест-Пойнт врагу. Он бы в этом вполне преуспел, если бы мы не поймали английского шпиона, майора Андре, с компрометирующими Арнольда документами. Вашингтон, Лафайет и Гамильтон прибыли в Вест-Пойнт. Арнольд в панике бросил прекрасную Пегги на произвол судьбы и спрятался на борту английского корабля «Ястреб».
Пегги обезумела: она неистово кричала на Вашингтона, обвиняла его в убийстве ее ребенка, объявила, что отец ребенка — Гамильтон, к явному замешательству молодого сатира. Могу себе представить вдумчивый, унылый взгляд Его превосходительства, когда он взвешивал все за и против в этой щекотливой ситуации. В конце концов Вашингтон отправил Пегги под военным эскортом домой в Филадельфию. Вот и все, что было нам известно, когда мы сидели в Парамусе осенним вечером и услышали у подъезда стук конских копыт и шум прибывшего экипажа.
Слуги открыли дверь. Теодосия встревожилась. Я тоже. Не англичане ли это?
Из залы донесся пронзительный крик. В дверях появилась женщина в вуали.
— Утюг! Горячий утюг! — звенел ее Голос. Она качнулась. Теодосия бросилась поддержать давнюю свою подругу Пегги Шиппен-Арнольд.
Слуги и дети смотрели, широко открыв глаза, как Пегги пошатываясь подошла к дивану у камина.
— Мое дитя! Они убили мое дитя!
Но в комнату заглянула няня с ребенком и спокойно сказала:
— Ребенок у меня. Он хочет спать.
Теодосия велела слуге приготовить постели для матери и ребенка. В комнату вошел майор Фрэнкс из штаба Вашингтона и отдал мне честь.
— Мы рады принять вас всех. — Смущенная Теодосия распорядилась приготовить комнату майору. Тот поднялся наверх и шепнул мне на ходу:
— У нее снова припадок. Это пройдет.
Пегги тем временем расположилась у камина. Она была прелестна, несмотря на растрепанные волосы и горящий безумный взгляд. Теодосию она знала всю жизнь и относилась к ней, как к старшей сестре.
— Вот он, убийца! — Пегги показала на меня длинным пальцем. Это было необычайно эффектно. Потом я весьма успешно пользовался тем же жестом и тоном во время судов над убийцами.
Брови Пегги взметнулись.
— Утюг! Горячий! Горячий! Горячий, как пламя ада!
Это было слишком, даже в устах безумицы. Теодосия приложила палец к губам и выслала всех, кроме меня, из комнаты.
Пегги, не снимая вуали, долго рыдала. Затем быстро вытерла глаза и сказала:
— О боже, Теодосия, еще один такой день, и я правдасойду с ума. Здравствуйте, Аарон. Мы не виделись с тех пор, как…
— Вы были еще ребенком. Ну, что же с горячим утюгом? — спросил я, не сдержавшись.
— Заметно остыл, благодарю вас! — Пегги расхохоталась и стала прежней милейшей девушкой.
Теодосия была поражена еще больше, чем я.
— Ты правда здорова, Пегги?
— Конечно, здорова.
— Она просто устроила спектакль. — Я так и подозревал с минуты ее появления.
— Лучше спектакль, чем тюрьма. — Пегги холодно посмотрела на меня. — Как Аарон?
— В каком смысле? — Теодосия ничего не понимала в таких вещах.
Я кое-что понимал.
— Она имеет в виду, не расскажу ли я генералу Вашингтону, что она его одурачила. Нет, не расскажу. То есть не расскажу, если Пегги не попытается и нас одурачить.
— Никогда! Разве что будет необходимо. Вы не тори, нет?
Я сказал, что я не тори. Я был предан Революции с первого дня, значит, был настоящим вигом.
Пегги скорчила гримасу.
— А я возненавидела вашу «Революцию» с самого первого дня.
— Очевидно, генерал Арнольд тоже? — Это было дерзко, но и Пегги была сама дерзость.
— С первого ли дня, не знаю, — ответила она спокойно. — Мы встретились позже. Но я знаю, как плохо с ним обошелся конгресс и мистер Вашингтон, который… — Она вдруг расхохоталась, и я испугался, что она собирается осчастливить нас новой сценой сумасшествия, но она просто веселилась. — Видели бы вы Его превосходительство! Когда я поняла, что муж в опасности, я бросилась на постель. Мне нужно было убедить всех, что я ничего не знаю о том, что происходит. И я закричала, что полковник Вэрик хотел убить моего ребенка, и что раскаленный утюг жжет мне голову, и…
— Откуда ты взяла этот несчастный утюг? — полюбопытствовала Теодосия.
— Вычитала в каком-то рассказе про бедную женщину в Бедламе. Утюг! Горячийутюг! — Пегги кричала, пока мы не умолили ее замолчать. — Я притворилась, что не узнала генерала Вашингтона, а он напугался до смерти и послал за мистером Гамильтоном, эдаким молодым красавцем, гусаком…
— Пегги! — Теодосию, очевидно, смутило сравнение наших бесценных полковников с гусаками, пусть даже молодыми красавцами.
— О, настоящий гусак, поверь. С ним я вела себя по-другому. Мы были t^ete-`a-t^ete. И я говорила с ним заговорщически. На мне была красивая кружевная ночная рубашка, из Лондона. Мне ее прислал прошлым летом майор Андре. — Пегги нахмурилась. — Его ведь не расстреляют?
Мы тогда не знали, что майора Андре уже повесили как шпиона.
— Думаю, что расстреляют. — Я сам не сознавал своей жестокости: потом мне рассказали, что Пегги и майор были любовниками до ее замужества, и что их связь продолжалась и позже, и что Пегги помогла Андре совратить мужа. Очутившись между женой, игравшей на его оскорбленном самолюбии, и майором Андре, предлагавшим ему деньги и повышение милостью короля (в английской армии), нестойкий человек перешел на сторону врага и, будучи хорошим командиром, причинил нам немалый ущерб на поле боя, прежде чем французы одержали для нас победу. Я уже говорил, что Арнольд был превосходный командир.