Видение
Шрифт:
Мы остановились, я задела лицом брезент, меня втянули в палатку, усадили на твердый стул, руки завели за спинку и снова связали.
Послышались шорохи, а затем наступила тишина. Они оставили меня ждать.
* * *
Время шло, но я не могла сказать, сколько конкретно. Возможно, полчаса, но казалось целая вечность. Ничего не было видно, кроме случайных бликов света, и ничего не было слышно, кроме эпизодических потасовок и шепота на улице.
Я была одна в палатке, вероятно, в конце
Поскольку не получилось снять повязку, я решила разобраться с веревкой на руках. Потянулась, вывернула запястья, схватившись за край, и попробовала расковырять ногтями. Получилось разорвать лишь несколько нитей, потребовалось бы несколько часов, если не дней, чтобы добиться реального прогресса. Эта мысль заставила меня снова запаниковать.
Лиам был где-то здесь. Мы найдем друг друга. А если нам это не удастся, Гуннар знает, где мы. Если мы не вернемся, он кого-нибудь отправит. Вопрос в том, сможет ли он найти нас в лабиринтах Лагеря Кутюри, прежде чем все станет хуже…
Послышались шаги.
Я повертела головой вверх и вниз, вправо-влево, пытаясь понять, откуда они шли.
И почувствовала кого-то рядом. Этот кто-то, задев руками мое лицо, сорвал повязку. Вздрогнув от света, я зажмурила глаза, помогая им приспособиться, а затем открыла.
Я была в палатке, вдоль стен которой были развешаны крепкие походные лампы, отбрасывающие тени, игравшие на ветру.
Передо мной, с повязкой в руке, стоял Иезекииль, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Его темные волосы были влажными, как и воротник его бежевой льняной туники. Он пах лавандой, возможно, только вышел из душа.
Видимо, бог запрещает ему ходить нечистым, — подумала я с горечью.
И поскольку он выглядел совершенно невредимым, стало понятно, что он не участвовал в подрыве, вероятно, даже не следил за своей паствой в бою. Возможно, смотрел с безопасного расстояния или вернулся сюда, прежде чем все началось, позволяя им вести войну самостоятельно. Трус.
Иезекииль принес табурет с другой стороны комнаты и сел лицом ко мне, сложив руки между колен.
— Здравствуй.
— Где он?
От милой улыбки Иезекииля можно было прийти в ужас.
— Это тебя будут допрашивать, Клэр. Ты здесь, а Лиам где-то в другом месте.
— Немедленно развяжи меня, — сказала я и продолжила выпутываться из веревки. — Мы не сделали ничего плохого, и вы не имеете права нападать на нас, допрашивать или удерживать. Мы всего лишь продавали овощи.
— Да-да, но я понимаю, что это всего лишь выдумка. — Сомнение окрасило каждое его слово.
— Мы невиновны. Ты убийца.
Сомнение переросло в явное отвращение.
— Вы конспираторы. Вы на их стороне. Лжецы. Предатели. Вы поддерживаете Сдерживающих и Паранормальных, и усложняете жизнь настоящих людей.
— «Настоящих людей»? Ты эгоистический социопат.
На мгновение
— Я человек, который наделен даром знания, понимания. Конечно, веруют не все. Но такова доля большинства спасителей человечества.
— Так вот кем ты себя возомнил? Спасителем?
Иезекииль наклонился вперед, положив руки на колени. Его одежда была старомодной, и даже язык его тела казался застрявшим в какой-то другой эпохе. Меня бы не удивило, если бы он обвинил меня в том, что я салемская ведьма [26] .
— Это мое бремя, — ответил он. — Нести это послание, эту истину, в Зону. Даже если люди мне не верят.
Он выглядел обиженным, как будто отсутствие веры было личным оскорблением.
26
Судебный процесс над салемскими ведьмами — судебный процесс в Новой Англии в 1692 году в городе Салем, штат Массачусетс. По обвинению в колдовстве («охота на ведьм») 19 человек было повешено, 1 человек раздавлен камнями и от 175 до 200 человек заключено в тюрьму (не менее пяти из них умерли).
— Ты говоришь людям, что магия — это проблема, что ты — решение. И все же ты прячешься, пока они убивают за тебя, — я наклонила к нему голову. — Почему ты не пожертвовал собой на Острове Дьявола? Потому что ты трус?
Все произошло так быстро, что даже взмах его руки была размытым, в тишине раздался звук пощечины. Щеку опалило болью, а из глаз брызнули слезы. Проигнорировав их, я посмотрела на него.
— Ты не имеешь права выказывать мне неуважение. — Его челюсть напряглась от яростью.
Я ощутила вкус крови, яркий, медный.
— Насилие — это низко.
Он снова сел на стул.
— Если ты провоцируешь человека, который может тебя ударить, нечестно называть его жестоким.
Я была настолько озадачена этим оправданием, что потребовалось несколько секунд, чтобы сформировать ответ:
— А что было бы честно?
— Это необходимая дисциплина, — ответил он. — Что касается остальных, думаю, это тоже очевидно. Я лидер этой организации. Мозг, сердце, душа. — Он прижал руку к груди, его карие глаза вспыхнули одержимостью. — Без меня нет Ревейона. Я — сосуд, через который течет правда.
Что-то, несомненно, текло через него, но это была не правда. Казалось, он верил в то, что говорил. Поэтому я попробовала другой подход:
— Потому что никто больше в этом не разбирается, — сказала я, подражая его серьезности. — Потому что по сути ты являешься центром всего этого.
Он кивнул, и мне показалось, что я поняла.
— В точку. Зона слишком долго жила в отрицании.
Стоит подыграть ему, — подумала я. Это удержит его внимание от моих запястий и моего плана побега.