Видимо-невидимо
Шрифт:
…
— Начнем сначала, — сказал Видаль. — Пойдем в обратном направлении. Для того, чтобы построить дверь… Для того, чтобы у тебя была нужда построить дверь, должна быть стена. Двери проделывают в стенах. А если стен нет?..
— То и двери негде делать.
Видаль пожевал губами.
— Негде, правильно. Ты так говоришь — негде двери делать… как будто тебе непремено эти двери нужны.
— А как же пройти?
Видаль потер лицо руками.
— Ты так говоришь, как
— Но как я пройду, если не проделаю дверь?
Видаль вздохнул.
— В чем?
— В стене.
— А для чего нужна стена?
— Чтобы проделать дверь.
— И всё?
— Ну… да.
— То есть, стена тебе нужна, чтобы проделать в ней дверь?
— Да!
— А дверь тебе для чего?
— Чтобы пройти! — в отчаянии выкрикнул Рутгер.
— А если ты не можешь построить дверь, то и пройти не можешь?
— Не могу!
— А если нет стены, то ты не можешь построить дверь?
— Не могу! — и осекся. И посмотрел на Видаля круглыми глазами. — Так стена же… Стены нет?
И сделал шаг вперед. И тут же исчез.
Видаль рванулся было в Суматоху, вывалился на площади перед ратушей, но, даже не оглядевшись, чертыхнулся и одним махом прыгнул во льды.
Рутгер там и стоял, перед ярангой, и трясся весь от холода, слезы на щеках уже стыли ледяными горошинами, руками он себя обхватил, съежился, но к яранге — ни шагу.
Видаль сам зашипел от холода, схватил ученика в охапку — и домой, в Семиозерье, прямо к крыльцу.
Напоенный горячим чаем, Рутгер перестал вздрагивать и тереть руки. Молчал, поглядывал на мастера угрюмо.
— Ну говори, — буркнул усталый и злой Видаль, склонившись над третьей чашкой чая. — Вон еще варенья бери. И не молчи.
— Ну… — сомневался еще Рутгер. — Ну… а что ты из меня дурака делал?
Видаль даже отвечать не стал — не шутка, так вот напрыгаться между местами, без передышки и впопыхах.
— Ты вот почему у яранги стоял, мерз — а обратно не пошел? — спросил Рутгера.
— Я испугался. Я не понял, как это делается.
— Но сделал. Потому что. А если бы я тебе сразу сказал, что никаких дверей не надо, иди куда хочешь — пошел бы?
— Ну… нет.
— Не поверил бы. А зато теперь, дорогой мой, ты там был, сам — это не забудется. С перепугу, может, сразу не вышло опять перейти, но это с перепугу. Твоя душа теперь знает, как это. Душа не забывает. Ты, главное, выбирай, куда ходить, чтобы, если сразу вернуться не получается… Чтобы можно было подождать. Чтобы ты от этого не умер. Понимаешь?
Рутгер согласно мотнул головой.
— Сам выбирай. Каждый день. И не отлынивай. А то душе оно вспомнится
— Я понял, — сказал Рутгер.
— С твоими-то замашками… — не смог сразу остановиться Видаль. — Вон лягух каких натворил! А хвост твой лисий! А вон стена какая!
— Я понял, — тише и упрямее повторил Рутгер. — А со стеной теперь чего? Поперек дороги же.
— Ну, что-что… Пойдешь да и построишь в стене ворота. Ты же для этого стену возвел. Вот так и выполнишь свое желание и ее предназначение. Правильно будет.
— Угу, — сказал Рутгер. — А как я то место найду?
— Так ты ж его видел. И стена какая — ты же нарочно, чтобы лучше представлять, поярче сделал. Вот как ее представишь, к ней и шагай. Заодно потренируешься.
— Я понял.
— Тьфу ты, — не выдержал Видаль. — Правду Хо говорит, молод я еще учеников заводить. Как же ты меня достал, понятливый такой, а?
…
Но и после долго не мог успокоиться. Все возился, ворочался под одеялом.
— Мастер, мастер…
— Видалем меня зовут.
— Видаль, слушай… так ведь вот было поле, а стены не было. Только когда я сам ее построил…
— Да.
— И что, все люди так?
— Ну… — протянул Видаль задумчиво. — Не все, наверное.
Рутгер повозился еще под одеялами, почесал живот, щеку.
— А почему все остальные, мастера наши, почему у тебя не научились? Раз так просто?
— Просто ему…
— Но ведь можно же?
— Можно. Не просто, но можно.
— Так почему они у тебя не учатся?
— Ты почему стал учиться?
— Мне надо.
— Ну и вот. Кому надо. Кому не надо. Понял?
— Понял.
— Понятливый… Спи уже, — зевнул Видаль и повернулся на другой бок.
Дело мастера Ао
— Напустил туману… От кого прячешься, мастер?
— От себя.
Ао собрал волосы в жгут, завязал узлом ниже затылка. Длинный седой хвост, уже схваченный сыростью, тяжело лег по спине. Покачал головой:
— От себя… И то, кому еще ты нужен, старик. И себе теперь не нужен.
— Не ворчи, — буркнул Хо.
— Ну это уж слишком. Всю жизнь звать меня ворчуном — чего ты хотел в конце?
— Думаешь, уже конец?
— Почему бы и нет. Лет нам лет — и года пошли, может, и хватит уже?
— Мы были стариками, когда всё кончилось. Не помолодели, когда все началось. И сейчас мы старики, Ао.
— Ну, не говори. Какие же мы были старики тогда? Вот сейчас — да, другое дело. А тогда… ну, пенсионеры.