Вихрь переправ
Шрифт:
Не теряя ни секунды, в сражение вступил Карасу. Отважному еноту нечего было противопоставить гигантскому волку, всё, что у него было – толстые коготки на лапках, которые он и пустил в ход, боксируя и норовя укусить противника. Его бой закончился слишком быстро: Волкодлак ухватил полосатого зверька поперёк тела и раздавил челюстями.
– Нет! Карасу! Отпусти его! Отпусти моего енота, ублюдок! – в ужасе закричал Эрик, видя, как меж сомкнутых клыков волка потекла струйками кровь Карасу.
Енот судорожно махнул передними лапками, силясь достать
– Довольно игр, – рыкнул волк и, вытянувшись, тряхнул, как следует телом, словно хотел избавиться от блох. Эрик и Виктор отпали в стороны.
Взмах лапы – и Сеера отскочила, мощный выдох волчьей глотки – и Гамаюна с Рарогом сдуло. Благо, Матфей успел вовремя подставить руку и перехватить саламандра. Никто больше не стоял между волком и его добычей.
– Ну, уж дудки! – наиграно браво крикнул Нил и смело выступил перед зверем. – У меня, может, и нет волшебных зверей, но так просто и я тебе не дамся. Попробуй, возьми.
– Договорились, – глухо прорычал Волкодлак и, сделав обманное движение телом, оторвался от земли и пригвоздил к ней в прыжке Нила, сильно оглушив юношу.
Коротко оглянувшись на самую гущу сражения, где Револьд успешно расправлялся с праведниками, долее не раздумывая, волкопес ухватил Нила за плечо, вонзив глубоко в тело зубы. Юноша закричал от острой боли и тут же потерял сознание. Друзья бросились на выручку, но гигантский волк, не разжимая пасти, большими прыжками проскочил мимо них и, увернувшись от встречного праведника, влетел в проход Вишнёвого переулка, где и скрылся.
– Нил! Мы должны его спасти! – закричала что есть мочи Юна, белая от ужаса.
– Нужно проскочить мимо этих, – отозвался Матфей.
Виктор подбежал к Лиандру, кот еле дышал, а одна из его глазниц кровоточила.
– Только Лиандра прихвачу. Он жив! – взволновано прохрипел он. – Держись, дружок.
Битва достигла апогея, Револьд и Ефир сошлись друг против друга, клинок против клинка. Добрая половина сподвижников обоих предводителей лежала в лужах крови с потухшим взором. Запах крови и смерти наполнил собою Айвовый тупик, как вода наполняет ведро. Новичкам, впервые участвовавшим в бойне и которым посчастливилось уцелеть, было дурно; кровь схлынула с их лиц, а кого-то сгибало пополам в рвотных спазмах, и блевотина смешивалась с алыми озерцами, поганя чистейший цвет истёкшей жизни.
– Зачем всё это, Ефир? – гневно вопрошал соперника Астрогор, внимательно следя за кинжалом в руке того. – К чему нужна была эта бессмысленная бойня?! Сколько полегло твоих бойцов? А сколько моих? И ради чего? Ради мальчишки?
– Ради мира, Револьд, – равнодушно ответил Стародуб. Его сова, словно белый мазок, восседала над ним на козырьке крыши,
– Мы не так плохи, как вы нас малюете, Ефир! – Глава вурдалаков желчно сплюнул себе под ноги.
– Вы гниль на лице Терриуса, вам нигде нет места. Ни вам, ни вашей идеологии, – подытожил Ефир и сделал выпад.
Клинки сошлись в финале сражения, холодно сверкая и болезненно жаля противников. Представление вышло настолько завораживающим, что на какой-то момент обе силы замерли, дабы узреть поединок достойных и равных воинов. Этой минутной заминкой и воспользовались друзья, проскочив мимо хозяев и их прислужников, увлечённых зрелищем.
Быстрее! Быстрее! Только б успеть! – гремело в голове каждого тревожным набатом. Друзья Нила со всех ног неслись по Шелковичному проулку, моля время сжалиться над ними и дать им фору, пока в Айвовом тупике о них позабыли, пока длилась схватка, пока Волкодлак не убежал слишком далеко, пока… пока…. Сколько было этих пока. Счёт шел не в их пользу.
Гамаюн внезапно пропал, скрывшись за желтеющей листвой тополей. Впереди показался поворот на Ольховую Парадную – эта улица была широка и просторна, как полноводная река, и если бы с нею сравнивали Пихтовую улицу, то та едва покрыла бы половину Ольховой. Парадная пролегала по доброй части Горниц, практически достигая их окраин, и мельчала, как и любая река, перетекая в хиленькую улочку Пятнадцать Вязов.
На Ольховую улицу ребята и завернули, на бегу соображая, куда следовать далее. Волчьего пса впереди нигде не было видно и от этого становилось тягостнее с каждой истекавшей секундой. Странным оказалось и то, что оживлённая в этот час Ольховая Парадная была пустынна, будто жадный ветер сгрёб горожан в охапку и унёс их чёрт знает куда, оставив впопыхах сорванные с полуголых деревьев листья.
– Куда же нам дальше, Маф? – отдуваясь от бега, пропыхтел Эрик, остановившись посреди пустой улицы. – Здесь куча пересекающих Ольховку улиц, волк мог выбрать любую из них.
– Может, на ближайшую свернём? – предложила Юна, её щёчки едва розовели, отбросив блёклую белизну страха. – Не думаю, что он свернул на самую дальнюю, мы бы его успели разглядеть. Скорее всего, он махнул на ближнюю Тисовку.
Тисовкой звали мелкую одностороннюю улочку, пересекавшую Ольховую Парадную ровным росчерком и обрывавшуюся неподалёку от Каштанового бульвара. На ней росли старые ветвистые тисы, и этот узкий проулок был одним из немногих напоминаний, в честь чего улицы Горниц носили свои названия. Ведь за исключением Тисовой улочки и Каштанового бульвара в городке осталось всего несколько мест, где деревья, – имена которых значились в анналах памяти городского ведомства, – если и произрастали не с основания города, то досаживались замест старых.