Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

Дюма-отец Александр

Арамис подумал, что отдохнуть, конечно, не помешало бы, но продолжать путешествие все-таки лучше. Если двадцать лье проехать с такой же быстротой, то уже никто, даже д’Артаньян, не сможет поймать врагов короля.

Поэтому Арамис, к огорчению Портоса, снова сел на лошадь. Они скакали до семи часов вечера, оставался один почтовый перегон до Блуа. Но там серьезная помеха встревожила Арамиса. На почте не было лошадей.

Прелат стал размышлять, как его враги ухитрились отнять у него возможность продвигаться дальше. Он не верил в случай и доискивался причины – он склонен был допустить, что отказ

в лошадях в такой час в таком месте был результатом приказания свыше, приказания, отданного для того, чтобы задержать бегство человека, который мастерски возводит на престол и низлагает с него королей Франции.

Но в тот момент, когда он собирался вспылить, чтобы добиться или объяснения, или лошадей, ему пришла в голову мысль. Он вспомнил, что поблизости живет граф де Ла Фер.

– Я не путешествую, – сказал он, – мне не нужно подставы до следующей почты. Дайте мне только пару лошадей, чтобы навестить одного из моих друзей, дворянина, живущего поблизости.

– Какого дворянина, позвольте узнать? – спросил хозяин почтового двора.

– Графа де Ла Фера.

– О, – сказал хозяин, почтительно снимая шляпу, – это достойный дворянин. Но как ни велико мое желание угодить ему, я не могу дать вам пары лошадей. Все мои лошади наняты господином герцогом де Бофором.

– Ах! – произнес раздосадованный Арамис.

– Однако, если вы хотите воспользоваться моей тележкой, я велю запрячь старую слепую лошадь, и она довезет вас к графу де Ла Феру.

– Я заплачу вам луидор.

– Нет, сударь, только экю; такую цену платит мне господин Гримо, управляющий графа, каждый раз, когда берет мою тележку, и я не хочу, чтобы граф мог меня упрекнуть за то, что я вынудил одного из его друзей заплатить слишком дорого.

– Как вам угодно, и особенно как угодно будет графу де Ла Феру, которого я совсем не хочу сердить. Вы получите экю; но ведь я имею право дать вам еще и луидор за вашу изобретательность.

– Конечно, – обрадовался хозяин.

И он сам запряг свою старую лошадь в скрипучую тележку.

В это время у Портоса был очень любопытный вид. Он решил, что угадал тайну, и ему не сиделось на месте: во-первых, потому, что визит к Атосу ему был особенно приятен; во-вторых, потому, что он надеялся найти и хорошую постель, и славный ужин.

Запрягли лошадь, хозяин предложил одного из своих слуг, чтобы отвезти путешественников в замок Ла Фер.

Портос уселся вместе с Арамисом в тележку и сказал ему на ухо:

– Я теперь все понимаю.

– Вот как! Что же вы понимаете, мой друг?

– Мы едем к Атосу с каким-нибудь важным предложением от короля.

Арамис ответил что-то невнятное.

– Не говорите мне ничего, – добавил Портос, стараясь своим весом уравновесить тележку, чтобы избежать тряски, – не говорите ничего, я угадаю.

– Отлично, друг мой, угадывайте, угадывайте.

Они приехали к Атосу в девять часов вечера, когда на небе ярко светила луна.

Этот лунный свет чрезвычайно радовал Портоса, но почти в такой же степени не нравился Арамису. Он выразил Портосу свое неудовольствие, на что тот ответил ему:

– Да, я все понимаю. Поручение тайное.

Это были последние слова, произнесенные Портосом. Кучер перебил его сообщением:

– Господа, вы приехали.

Портос и его спутник вышли из тележки у двери небольшого замка.

Здесь мы снова встретимся с Атосом и Бражелоном, исчезнувшими после того, как открылась измена Лавальер.

Есть слово истины, гласящее: великие печали заключают в себе зерно утешения.

Серьезная рана, нанесенная Раулю, приблизила к нему его отца, и один Бог знает, как были нежны утешения, лившиеся из красноречивых уст и великодушного сердца Атоса. Рана еще не зарубцевалась; но Атос, разговаривая со своим сыном и сопоставляя свою жизнь с его жизнью, в конце концов убедил Рауля, что страдание от первой неверности должно обязательно случиться в жизни каждого, и каждый, кто любил когда-нибудь, знаком с ним.

Часто Рауль, слушая, не слышал. Ничто не заменит влюбленному воспоминаний и мыслей о любимой. И тогда Рауль говорил своему отцу:

– Согласен, что все, что вы говорите мне, отец мой, правда; я знаю, что никто так не страдал, как вы, но вы человек слишком большого ума и слишком много испытали, вы можете простить слабость человеку, который страдает в первый раз. Никогда я не привыкну к мысли, что Луиза, самая чистая и невинная женщина, подло обманула такого честного и любящего человека, как я. Луиза погибшая! Луиза развратная! Ах, отец, для меня это гораздо ужаснее, чем покинутый и несчастный Рауль.

Тогда Атос начинал защищать Луизу, оправдывая ее неверность любовью.

– Женщина, которая отдалась королю, потому что он король, заслуживала бы название развратной. Но Луиза любит Людовика. Оба молоды, он забыл свое положение, а она свои обещания. Любовь все прощает, Рауль. А они действительно любят друг друга.

И после подобного разговора Атос вздыхал, видя, как Рауль мечется от жестокой раны, убегает в глубину леса или скрывается у себя в комнате, откуда выходит через час бледный, но укрощенный.

Так проходили дни, последовавшие за той бурной сценой, во время которой Атос так сильно задел неукротимую гордость короля. Никогда в разговорах со своим сыном он не упоминал эту сцену; никогда он не передал ни одной подробности этого величественного ухода, который, быть может, утешил бы юношу, показав ему униженным его врага. Атос не хотел, чтобы оскорбленный влюбленный забыл об уважении к королю.

И когда, яростный и мрачный, де Бражелон говорил с презрением о цене королевского слова и о нелепой вере, с какой некоторые безумцы относятся к королевским обещаниям; когда, перескочив два столетия с быстротой птицы, Рауль доходил до предсказания тех времен, когда короли станут ничтожнее всех людей, Атос говорил ему спокойно и убедительно:

– Да, вы правы, Рауль, и то, что вы говорите, случится: короли потеряют свою силу, как звезды теряют свой блеск, когда пройдет их время. Но когда придет этот час, нас уже не будет. Запомните то, что я говорю вам: в этом мире все – мужчины, женщины, короли, – все мы должны жить настоящим.

Вот о чем разговаривали, как всегда, Атос и Рауль, прогуливаясь по длинной липовой аллее, когда раздался звон колокольчика, возвещавший обед или прибытие гостя. Машинально и не придавая этому никакого значения, они повернули обратно и, дойдя до конца аллеи, встретились с Портосом и Арамисом.