Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
"А если всучает гниль всякую? А они, голубушки, берут. Вот как торопится увернуть, подлец. Чтоб не опомнилась".
– Что это ты заворачиваешь?
– покрыл все голоса Виктор. Все оглянулись. У приказчика стали руки.
– Колбасу-с.
– Которую? Покажи! Пардон, сударыня, - и Виктор протиснулся к прилавку.
– Гниль, может быть, всякую суете... жителям... города.
Виктор, не жалея перчаток, взял колбасу. Поднес, нахмурясь, к носу. В магазине все притихли и смотрели на квартального.
–
– Здесь пробовать будете?
– спросил приказчик вполголоса.
– А где же? На улице?
– закричал Виктор.
Приказчик как вспорхнул с испугу, вскинул локтями: брык!
– отмахнул тонкий кружок колбасы, протянул на дрожащем ножике. Виктор, глядя на верхнюю полку, важно сосал ломтик.
– То-то! Смотри мне, - и швырнул за прилавок недоеденную половинку.
И тут же хозяин, бородка, тихий голос:
– Не извольте беспокоиться.
– Позвольте, - и Виктор обернулся вполоборота к публике, - на обязанности наружной полиции, - и покраснел, чувствовал кровь в лице, - на обязанности следить за правильностью торговли. А то ведь такое вдруг, что случаи отравления.
– Справедливо-с, - говорил хозяин и кивал туловищем, - совершенно справедливо, бывают такие случаи, но только не у нас. Товар первосортный! и хозяин провел рукой над прилавком.
– Отведайте, чего прикажете.
И убедительно и покорно говорил хозяин. Уж публика снова загомонила. И Виктор слышал, как будто сказала дама:
– Действительно, если б все так серьезно. И ведь в самом деле бывают случаи.
И Виктор с серьезным видом наклонился над стеклянными вазами, а хозяин приподнимал крышки, как будто шапку снимал перед начальством.
– Семужка. Отведаете?
Виктор кивнул головой. Тонкий ломтик душисто таял во рту.
– Нет, уж у нас, знаете... Виктор кивал головой.
– А то ведь, - шептал хозяин, - для публики ведь смущенье, помилуйте! За что же скандал делаете? Виктор глянул на хозяина.
– Слов нет, бывают случаи, - шептал хозяин. Обиженно вздохнул.
– Семга замечательная, ей-богу, замечательная, - сказал Виктор.
– Плохого не держим, - надуто говорил хозяин. Глядел в сторону и ножиком барабанил по мрамору. Виктор вынул платок и обтер губы.
– Помещение смотреть будете?
– Хозяин уж кивал распорядительно приказчикам: дергал вверх подбородком.
– Нет, уж другой раз.
– Как угодно-с, как угодно-с. А то можно. Как вам время. Очень приятно.
– До свиданья!
– Виктор боком кивнул и стал протираться сквозь публику. На дам не глядел.
– Честь имеем. Очень приятно. Очень даже великолепно-с, - говорил вслед хозяин.
"Надо было додержать до конца строгость", - думал Виктор на улице и от досады ступал с размаху. Стукал панель.
"Вышло, будто он меня объехал, - думал Виктор, - все дамы так, наверно, и подумали", - Виктор вынул из кармана свисток.
– Т-р-р-р-рук!
– и прикрыл пальцем дырку: благородно, коротко и приказательно.
Городовой сорвался с перекрестка, подбежал, вытянулся.
– Смотри мне. Чтоб в одиннадцать все лавки крыть. Ни минуты мне, без затяжек!
– И сам не знал, что кивал свистком на лучезарную витрину, на серебряные колбасы.
– Где народу натолклось, предупреди, пусть как хотят там, черт их дери: в одиннадцать - шторы и на замок. Порядок нужен.
– Слушаю, - сказал городовой.
– Всех крыть прикажете?
– Всех!
– крикнул Виктор.
– К чертям собачьим, - сказал Виктор уже на ходу.
Груня к вечеру ждала гостей. Новые знакомые. Все было новое. Новые часы в кухне помахивали маятником, чтобы не стоять на месте, когда все весело суетятся. Груня приседала около духовой, а Фроська держала наготове полотенце: а ну пирожки поспели - вынимать. На полке новые кастрюли, казалось, звенели отблеску. Из духовки горячим ароматом крикнули пирожки.
– Давай!
– Груня дернула полотенце, шипела, обжигалась и тащила лист из духовки.
– Фрося! Фрося! Фрося!
Фроська махом брякнула табурет. Пирожки лежали ровными рядами и дышали вкусом, сдобным духом.
Груня, красная, присела над горячим листом, замерла - любовалась на пирожки, как на драгоценные камни. Фроська, наклонясь из-за плеча, тянула носом.
В дверь стукнули. Обе дрогнули. И сейчас же незапертая кухонная дверь распахнулась, и шагнул мальчик в белом фартуке поверх тулупчика. На голове доска.
– От Болотова это. Надзиратель здеся живуть? И мальчик сгрузил доску на стол, снял длинный сверток, увесисто шлепнул сверток об стол.
– Это чего это там?
– Груня тыкала пальцем сверток.
– Надзиратель заходили, сказали на дом снесть. Не знаю, как бы не семга.
Груня нюхала: сверток пах морозом, бумагой, приятной покупкой.
– До свиданьице!
– мальчик взялся за дверь.
– А сколько следует?
– крикнула Груня.
– В расчете-с, - сказал мальчик и улыбнулся лукаво и весело Груне в лицо.
– Пирожочков, пирожочков!
– Груня схватила пару пирожков, перебрасывала их из руки в руку и кричала: - Ну скорей! Фартухом, фартухом бери: обожжешься. Как не требуется? Бери! Ой, брошу!
Мальчик, смеясь, подхватил пирожки в передник и бойко выбежал за порог, застукал по ступенькам и с лестницы крикнул:
– Очень вами благодарны!
– На морозе не ешь, простудишься, - крикнула Груня в двери и поспешила к свертку. Не терпели пальцы, срывали бумагу.
Чем богаты
– НИКОГО еще нет?
– шепотом спросил Виктор в сенях и обдал горячую Груню свежим воздухом от шинели.