Виктор Вавич (Книга 2)
Шрифт:
– Зачем? Зачем?
– говорила Груня. И вдруг засмеялась.
– Да там три фунта, три с половиной через силу, семги этой, ну, пять с полтиной. Заплатим пять с полтиной. Я свешу, не больше полфунта съели, я сейчас!
– И Груня хотела уж бежать.
– Грушенька, - крикнул, давясь, Виктор, - милая. Груня метнулась к Виктору, наспех попала поцелуем в бровь и крикнула уж из коридора:
– Стой, стой, я сюда принесу, взвесим. Виктор как выдулся весь и тряпкой плюхнул в кресло. Он часто дышал и повторял:
– Грушенька, Грунечка!
– И сам не знал, что слезы набежали на глаза розовым маревом показалась Груня в дверях. По-домашнему звякал безмен о блюдо.
Руки
ЛЕГКИМ, будто даже прозрачным, встал утром Виктор. Бойко печка гудела в углу, и слышно было, как рядом в столовой пузырил самовар. Виктор надевал свежую белую рубашку, прохладную, и смотрел на узорный мороз на окне, пух белый и нежный. Услыхал, как Грунечка поставила чайник на самовар: ручкой, наверно, в рукаве в широком, с кружевом. Заспешил. Терся под краном ледяной водой, запыхавшись.
– Витя! Видел, я тебе рубашку положила, - Грунин голос.
– Да, да!
– начерно крикнул Виктор, хотелось скорей начисто, как по белому снегу, подойти, поздравить с днем, всей душой сесть за чай с Грунечкой.
"Грунечка у меня какая", - думал Виктор. Одернулся, поправил еще раз волосы и вступил в столовую.
Как целый цветник встала навстречу Груня в синем капоте с цветами, с кружевами, и сверху, как солнце над клумбой, Грунина улыбка, и теплые Грунины руки мягко взяли за затылок, и Виктор целовал руки куда мог, куда поспевал, и хотелось, чтоб еще больше, чтоб совсем закутали его руки.
Груня подала стакан, и розовое солнце дернуло по замерзшим стеклам, и розовым светом ожила посуда, розовый пар кокетливо вился над стаканом. На минуту стало совсем тихо, и Виктор держал и не брякал ложкой.
– Ты посмотри, я тебе положила пять рублей в бумажник, - и Груня кивнула подбородком на боковой карман - Виктор застегивал шинель, - за эту, знаешь, - и Груня покосилась на Фроську. А Фроська просовывала под погон портупею.
– Прямо к нему, к каналье, - тряс головой Виктор, - сейчас же, пожалуйте... А ну-ка, милостивый государь, - Виктор съежил брови и сделал на лице "решительность".
– Счастливо оставаться, - шаркнул Виктор в дверях и козырнул.
С портфелем под мышкой вышел Виктор на улицу. Дворники скребли панели, и, прыгая через скребки, спешили мимо них гимназисты. В конце улицы, прямо по середине над уходящими рельсами, висело красное солнце, как будто оно вошло в улицу и остановилось от любопытства и радости. И Виктору показалось, что все спешат в конец улицы глядеть солнце. Снег неистово горел, и едко брал за щеки мороз.
Виктор жмурился от света, улыбался и составлял в уме: "Почем у вас семга? Так-с. Потрудитесь немедленно выписать счет на три с половиной фунта... фунта этой рыбы... "вышеупомянутой" не годится. Этой рыбы", решил Виктор и завернул за угол.
Солнца не стало.
В магазине все лоснилось прохладной чистотой. Покупателей не было. Старший приказчик снял кожаный картуз, отставя мизинец. Оперся на прилавок почтительно, ожидательно. Виктор кашлянул для голосу и строго сказал:
– Хозяина мне.
– Простите, только вот вышли за товаром-с.
– В этом случае, - и Виктор нахмурился, - напишите счет на семгу, на три с половиной этой рыбы... фунта семги. Немедленно.
– Без хозяина невозможно-с. Свесить прикажете?
– и приказчик взялся за нож.
– Вчера ошибочно была получена мною семга, от вас, от Болотова. Виктор покраснел и сдвинул брови.
– Неизвестно, что ли?
– Не упомню-с!
– и приказчик пошарил глазами по мраморному прилавку.
– Мной, - крикнул Виктор, - мной!
– В это время звякнула входная дверь, а Виктор кричал: - Мной ошибочно не было заплачено за три с половиной фунта вышеупомянутой рыбы! Понял! Получай! Сколько?
Дама в ротонде, вязаный платок на голове, испуганно глядела сбоку на Виктора.
– Ничего нам не известно, как же получать? Никак невозможно. Это уж с хозяином извольте.
Приказчик не глядел на Виктора, сырым полотенцем тер прилавок все дальше и дальше. А Виктор вытягивал, вырывал бумажник из-за борта казакина.
– Получай!
А приказчик наклонился куда-то, за банками с огурцами и миногой, за разноцветным маринадом.
– В участок... вызову для вручения!
– кричал Виктор.
– Это уж с хозяином, - подавал глухой голос приказчик. Виктор вышел. Он видел, как дама провожала его глазами, как поворачивалась ему вслед малиновая ротонда.
– Другие как хотят, - сказал Виктор на улице, - а я взяток не допущу.
Ему хотелось вернуться к Грунечке, рассказать, как не вышло. Потом сразу в участок и с городовым бумагу. В бумаге ругательными буквами прописано: с получением сего немедленно явиться для... для чего? для дачи немедленных объяснений... в срочном порядке... "Все берут, - твердил в уме Виктор, - потому что? дают!
– Само слово стукнуло в ответ.
– А я им покажу давать! Давать! Сволочи. Я вам покажу, покажу, мерзавцы".
– Мерзавцы!
– вслух крикнул Виктор и на ходу топнул ногой.
– Сорок пять рублей? А солдат сорок пять копеек в два месяца получает и не берет? И за казенную портянку на каторгу не угодно-с? На каторгу не угодно-с, сволочи!
Муха
СИНЯЯ теневая улица подтянулась, дома подровнялись в линию, тротуар выскребен, и скрипит морозный песок под тугой подошвой. И вот население спешит по своим делам - пожалуйста! по чистому тротуару. Спокойствие граждан обеспечивается бдительностью наружной полиции.