Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
Каким образом лодке удалось скрыться незамеченной, остается загадкой. Может, «Шквальный ветер» указывает на использование эффекта турбулентности, который уничтожает все следы лодки? Как бы то ни было, русским удалось создать конструкцию, которая поглощает собственные звуки и не отражает чужих сигналов. А может, все объясняется чисто психологическими причинами: никто не ожидал, что лодка простым делением, как амеба какая-нибудь, раздвоится, причем каждая половинка по размерам не уступит оригиналу. Когда сутки спустя лодка вошла в судоходные воды, риск обнаружения увеличился, но зато к этому моменту она миновала уже все линии слежения. В НАТО мало кто верит, что русские атомные лодки могут подойти к побережью противника. На взгляд западного человека, капитан поставил на правильную лошадку.
Пока эксперты атлантического командования радовались, что лодка снова подала признаки жизни — по неизвестным причинам она обнаружилась на такой глубине, куда не решались опуститься даже лодки-охотники, — настоящая нарушительница осторожно приблизилась к определенной точке юго-западнее Фрейи. И как раз когда состояние повышенной боевой готовности для дислоцированных в районе сил НАТО было отменено, первая половина операции «Шквальный ветер» блистательно завершилась. Специальное задание состояло не столько в том, чтобы так же ловко ретироваться, но — и самое главное — выяснить, действительно ли установленные на Титране мачты относятся к неизвестной пока системе навигации натовских подлодок.
Может, у капитана закружилась голова от удачного рейда или ему показалось, что второе задание выполнить — раз плюнуть? Пара перекрестных пеленгов позволит уверенно утверждать, действительно ли подозрительные мачты являются очередной выдумкой хитроумных агрессоров-американцев. Глубина судоходной акватории постепенно уменьшалась, и хотя лодка была оснащена новейшей системой антиобнаружения и могла продуцировать фальшивые отраженные сигналы на расстоянии нескольких морских миль от своего местонахождения, существовала вероятность, что военные корабли или подлодки приблизятся к ней так близко, что просто-напросто увидят ее.
Особую опасность представлял американский «Посейдон», появившийся с юго-запада. Он совершал обычный ежедневный патрульный рейд — если Советы решат внезапно напасть, НАТО бы успело опередить коммунистов. Потому что, по убеждению военспецов, исход ядерной войны предопределяется тем, кто успевает нанести удар первым. В данном случае капитан американской лодки и в дурном сне не мог себе представить, что он неуклонно приближается к лодке противника, оснащенной примерно тем же ядерным оружием, что и его собственная. Единственная разница между ними состояла в особенностях дислокации — если американец дрейфовал у норвежского побережья «на законном основании», то русской лодке заглядывать сюда было категорически запрещено. К тому же американец не ожидал встретить противника здесь — он надеялся, что после шумного скандала в Швеции несколькими месяцами ранее русские не станут так наглеть. Только Виктор Грибанов был осведомлен об успехах подлодки.
В течение восьми дней, миновавших с того момента, как он встретил в Трондхейме Ествика, напал на бородача и на всякий случай съехал из отеля «Амбассадор», он под разными норвежскими именами сменил два места жительства. Сначала он обосновался в «Эссо Мотор» на Мохолте. Здесь было комфортабельно, но непрактично с точки зрения выполнения задания. Тогда он вернулся в центр и поселился в «Дроннинген Бэд энд Брекфаст». Попыток пообщаться с Ествиком он больше не делал. Вместо этого он договорился с определенным товарищем в торгпредстве, что тот постоянно по своим каналам будет следить за тем, что полиция предпримет в отношении Ествика (конечно, если это была полиция), и держать Грибанова в курсе дела. Связь осуществлялась таким образом: этот человек в определенное время сам звонил Грибанову из автомата, поскольку телефоны торгпредства наверняка прослушивались.
Днем Грибанов разгуливал по Трондхейму в своей новой одежде, и ни разу не почувствовал за собой слежки. Он купил подробную карту Фреи и навестил библиотеку, чтобы выяснить все подробности о топографии острова и его жителях — работал он в том же зале, где и Ествик обычно готовил свои сообщения. Он читал газеты, слушал радио и смотрел телевизор. Но не обнаружил про Фрейю ничего, настораживающего. Головы трондхеймцев были заняты исключительно лыжным чемпионатом, и, манипулируя этой животрепещущей темой, он легко завязывал разговоры с людьми и практиковался в местном диалекте. Он должен был честно признаться, что ему нравилось в Норвегии; здесь он познал естественное чувство свободы, совершенно незнакомое дома. Но ему уже хотелось домой, в Москву, к Ларисе. Хотя он знал язык и с удовольствием впитывал в себя новый опыт, он оставался здесь чужим — одинокий волк.
Он зашел в турагентство на улице Олафа Трюгвасона, которое сдавало внаем дома и комнаты по всей округе. Занимавшаяся им девушка сначала несказанно удивилась, что кому-то пришло в голову отдохнуть на взморье в такое время года. Недоразумение быстро разъяснилось, когда обаятельный клиент отрекомендовался геологом Эйнаром Стигеном: он будет собирать образцы породы в районе Титрана, и ему нужно хоть какое-то пристанище. Девушка показала ему каталог с фотографиями и карту. Привередничать особенно не приходилось, поскольку выбор оказался небогат, и девушка даже на всякий случай созвонилась с Фрейей — можно ли прислать к ним постояльца не в сезон? Милости просим. Улыбчивый геолог получил адрес и оплатил недельное пребывание; он пока не решил точно, когда отправится на остров.
Еженощно за несколько минут до полночи Грибанов выходил на связь на условленной частоте, но сначала эфир молчал. Только прожив несколько дней в «Дроннингене» он в ночь на вторник, 23 февраля, услышал русскую речь. Смешанное чувство восторга и ностальгии овладело им. Он выяснил, что лодка находится в Баренцевом море, что она, не всплывая, высунула на поверхность антенну, прикрепленную к обшивке тонким кабелем. Обмен необходимой информацией занял две минуты, и радио смолкло — антенна убралась обратно в лодку.
Во вторник, как всегда, позвонил торговый представитель из Осло, наконец-то у него было что рассказать. Сигварта Ествика вызывали на допрос — он лопнул, как шарик. Каким-то образом трондхеймской контрразведке стало известно, что он сотрудничает с КГБ.
— Что значит «лопнул как шарик»? — уточнил Грибанов.
— Назвал наш фиктивный связной адрес. Он уже уничтожен. Тут этим козлам ничего не светит.
— Я не об этом. Какого рода материалы он передавал из Трёнделага, что полиция обратила на это внимание?
— Простое реферирование газет в течение шести-семи лет. Так что им и дернуть его не за что…
— Разве в январе он не пересылал пленку?
— Было такое дело. Мы отправили ее дальше в Центр.
Только тут Грибанов сообразил, что содержание пленки его коллеге из Осло неизвестно; более того, он не в курсе нынешнего задания Грибанова. Потом он вспомнил еще одно:
— Если Ествик раскололся, он мог сдать директора Вегардсона.
— Убирайся к черту! — разнервничался собеседник и повесил трубку.