Виктор

Михайлов Валерий Николаевич

Сказывалось и незнание Виктором языка. Для него немецкая речь была таким же набором звуков, каким для нас является пение птиц или крики животных, и Жозефина, прекрасно владеющая этим языком, стала для него, кроме всего остального, ещё и единственным связующим звеном с населяющими город людьми.

– Для меня голос Вены навсегда останется твоим голосом, – сказал он ей однажды после долгих переговоров с хозяином антикварной лавки, где им понравилась какая-то милая безделушка.

И это действительно было так.

Они шли по Картнер Штрассе, возвращаясь

с прогулки, и уже подходили к гостинице, когда Виктор обратил внимание на гуляющего неподалеку человека. Он выглядел как и большинство других праздношатающихся туристов, но если бы это было так, внимание Виктора никогда бы не остановилось на нём. Что-то с этим человеком было не в порядке, что-то незаметное, не бросающееся в глаза, и, тем не менее, заставляющее внутреннее чутьё Виктора (а оно редко когда его подводило) относиться к этому субъекту с опаской и недоверием.

– Что ты думаешь о том парне, который делает вид, будто увлечён разглядыванием витрины часового магазина? – спросил Виктор у Жозефины после тщетных попыток докопаться до сути своих подозрений.

– Ты о том типе, который за нами следит? – ответила она с лучезарной улыбкой на устах.

– Так ты знаешь, что за нами следят?

– Да, и не первый день.

– И ты молчишь?

– Не стоит отвлекаться на эти пустяки. Всё идёт так, как и предполагалось.

– Подожди. Ты знала, что за нами будут следить и ничего мне не сказала?

– Ты тоже знал достаточно для того, чтобы это предположить. После того, как те парни, что спёрли Зеркало у нас из-под носа, узнали, чем может грозить несанкционированное любопытство, они поняли, что без нас им не обойтись. Это настолько очевидно, милый, что ты не подумал об этом исключительно потому, что все твои мысли заняты мной, и это делает меня счастливой. Вот почему я тебе ничего не сказала.

– Ты права, мой ангел, я живу тобой, думаю о тебе, дышу тобой, но нельзя же так относиться к подобным вещам.

– Ты хотел сказать, легкомысленно?

– Что-то вроде того.

– То, что делают канатоходцы, выглядит очень легким, но это не значит, что это действительно легко. Я же хочу, чтобы мы выглядели легкомысленными. Надеюсь, тебя не затруднит вести себя и дальше как беззаботный влюблённый?

24

– Чёрт меня подери! Кого я вижу! – услышал Виктор знакомый голос за своей спиной, заставивший его скривиться как от зубной боли.

Издав этот вопль, к их столику (они завтракали в Астории), подскочил энергичный тридцатилетний толстячок чуть выше среднего роста. Его лицо вполне могло бы служить эталоном жизнерадостности и здорового цвета лица.

– Дорогая, позволь тебе представить моего лондонского друга, лорда Эрнеста Бэртли-Хоупа.

– А это – моя жена…

– С ума сойти! Так ты, значит, женился! Поздравляю! Такая красавица…

– Лорд Бэртли-Хоуп, может вы присядете и позавтракаете с нами? – предложила Жозефина, прервав его восторженные вопли.

– С превеликим удовольствием. А ещё вы сделаете мне большое одолжение, ели будете называть меня просто Эрни, фрау Григорьева. Я сказал «фрау», потому что мы в Австро-Венгрии, если мне не изменяет память…

– С памятью у тебя всё в порядке, по крайней мере, на этом уровне, – перебил его Виктор.

– Давно вы здесь? – спросила Жозефина у Эрни.

– Примерно около недели.

– И как вам город?

– Ещё не понял, но уже успел оценить немецкий язык. Я его обожаю, притом, что не понимаю ни слова.

– Да? И как же ты тогда сумел его полюбить? – спросил Виктор.

– Правильнее было бы спросить, за что.

– Так за что?

– За его удивительную лаконичность. Представляете, я могу говорить что-то часами, а переводчик ограничивается какими-то несколькими словами.

– Понятно, – сказал Виктор, сдерживая улыбку.

– Так вы тоже остановились в Астории? – спросила Жозефина.

– Ни в коем случае. Я здесь в гостях у приятеля, который снимает дом с видом на Венский лес. Живописное, надо сказать, место.

– Да? – удивился Виктор, – а что ты тогда делаешь здесь в такую рань?

– Мне сказали, что здесь можно довольно прилично позавтракать. А мне, знаете ли, надо следить за фигурой.

– Это точно, – согласился с ним Виктор.

– А зря ты иронизируешь. Стоит мне выбиться из привычного рациона питания, как я тут же начинаю худеть или поправляться, что совершенно плачевно сказывается на моём гардеробе. А я не из тех, кто может себе позволить выпирать из всех щелей лезущего по швам смокинга или заставлять его болтаться, словно я вешалка, а не человек, задолжавший портному целое состояние. Кстати, раз заговорили. Простите за нескромность, но позвольте вас спросить, как регулярно вы платите по счетам портных?

– Когда не забываю об этом, – ответил Виктор.

– Ну а вы, сударыня?

– Жозефина.

– Чудесное имя.

– Благодарю вас.

– Так как часто вы оплачиваете счета портных?

– Должна признаться к своему стыду, что крайне редко, когда они буквально приставляют свои ножницы к моему горлу.

– Вот и я практически никогда не плачу портным, и большая часть друзей со мной в этом солидарна, – заявил Эрни, скорчив торжественно-заговорщическую мину.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил Виктор, когда пауза затянулась.

– Мне просто интересно, на что они живут?

– Скорее всего, они тоже ни за что не платят.

– Хорошая мысль. Рад был бы ещё с вами поболтать, но мне, к сожалению, пора. Надо забежать ещё в пару мест. А жаль. Надеюсь, ещё увидимся. Вы же не собираетесь покидать Вену?

– В ближайшее время – нет, – ответила Жозефина, – и мы были бы рады видеть вас своим гостем. Мы остановились здесь, в Астории, так что добро пожаловать.

– Не премину воспользоваться вашим приглашением, сударыня, но чем ютиться в гостинице, не лучше ли вам погостить немного у нас? Мой друг, Освальд Лондондерри… Знаете такого?