Виктор
Шрифт:
Но это ещё не всё. Такая точка зрения позволяет понять, что человек – это далеко не отдельное существо или процесс, а некий структурный элемент, неотделимый от гораздо более сложного образования, а именно от Человека как такового или процесса, включающего в себя всех людей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать. Так ни один из нас не возник на пустом месте, а, следовательно, все мы связаны друг с другом, и этим связующим звеном является зачатие, которое структурно соединяет родителей, создавая новую ветвь на теле этого гиперчеловека или Адама,
Но и это ещё не всё. При таком взгляде на человека рождение не является началом, а смерть не является концом. Они превращаются в некие формообразующие элементы, определяющие как временную конфигурацию отдельного человека, так и его место на теле Адама.
А раз так, то всё то, что мы воспринимаем как величайшие из бедствий: разгул стихии, войны, эпидемии… всё это есть не более чем элементы формы Адама, образующие его облик.
Такого вот Адама во всём его великолепии и увидел Виктор, а испив вина, смог его и принять.
Домой он вернулся чуть живой от перенесённого им потрясения, мечтая лишь об одном – зарыться в постель на целую вечность. Но этим его планам не было суждено сбыться.
Возле дома его уже ждала карета, рядом с которой стоял Джеймс.
– Садись, – сказал он, – нам пора.
– Куда? – устало пробормотал Виктор.
– Жениться. И не смотри на меня так. Садись, или мы опоздаем на поезд.
22
Несмотря на то, что свадьба была столь долгожданным и значимым событием в жизни Виктора, а, может быть, именно поэтому, он так и не смог её толком вспомнить. Воспоминания роились в его голове в виде отдельных, перемешанных фрагментов, которые совершенно не желали складываться в единую картину.
Вот он у входа в церковь; вот он идёт к алтарю; вот надевает кольцо на палец Жозефины…
И вот они уже наедине с ней в огромной комнате, наполненной светом огромной полной луны, отражённым во множестве зеркал. Они обнажены, и лунный свет щедро одаривает их волшебными одеяниями…
Виктор тонет в глазах возлюбленной, в этих двух совершенно бескрайних и абсолютно загадочных вселенных… А в следующее мгновение или вечность он видит перед собой саму Богиню, которая и есть его возлюбленная Жозефина.
На каком-то ином, сверхтелесном уровне они сливаются в единое целое ещё до того, как успевают физически прикоснуться друг к другу, но прежде чем отдаться столь желаемой страсти…
– Я не поддался ей, – прошептал Виктор, – клянусь…
– Я знаю, глупенький… – оборвала его она и запечатала его рот поцелуем…
А буквально на следующий день им вновь пришлось спешно собирать вещи и мчаться на вокзал. К счастью, на этот раз вместе…
– Насколько хорош твой немецкий? – спросил Виктора Джеймс за завтраком.
– Даже молчу с акцентом. А что?
– Сегодня утром пришло письмо от господина Эриха Юнгера, в котором он любезно приглашает нас погостить в его поместье недалеко от Марбурга.
– Это очень любезно с его стороны, но с какой стати он решил включить нас в круг своих гостей, не говоря уже о том, с какой стати мы должны принимать его приглашение?
– Дело
– Взглянуть? – не поверил своим ушам Виктор. – И всё?
– И всё.
– А разве эта вещь не должна стать нашей любой ценой?
– Это совсем не обязательно. Главное, чтобы в нужное время оно оказалось в твоих руках. А пока Зеркало принадлежит Юнгеру, все заботы, связанные с его хранением, охраной и прочими прелестями владения раритетом лежат на его плечах.
– Конечно, господин Юнгер не сразу решился показать нам своё сокровище, – продолжил Джеймс, лукаво улыбаясь. – Он настолько правдоподобно разыгрывал недоумение, что я захотел даже поверить в то, что он действительно в первый раз слышит о Зеркале. Но обещание подарить взамен одну из недостающих карт колоды таро, принадлежавшую, по слухам, самому Христиану Розенкрейцу, и рассуждения о том, что прежние владельцы наверняка позволят нам взглянуть на Зеркало взамен за помощь в розыске преступника, превратили Юнгера в очень любезного, гостеприимного человека.
Был уже полдень, когда поезд прибыл на вокзал Марбурга – небольшого города в Гессенской земле, расположенного чуть севернее Франкфурта-на-Майне. По крайней мере именно это время показывали вокзальные часы. На прибывающих пассажиров (а таких было немного), стоило им сойти на перрон, тут же набрасывались похожие на больших двуногих муравьёв носильщики. С проворством насекомых они хватали дорожные сумки и чемоданы, грузили их на тележки, которые затем катили к поджидающим у здания вокзала извозчикам.
Было тепло, и верх кабриолета, доставшегося волей судьбы, совпавшей с прихотью носильщика, героям нашего повествования, был откинут. Извозчик оказался словоохотливым, и его рот всю дорогу не закрывался ни на миг. Виктор, не знающий ни слова по-немецки, пропускал его болтовню мимо ушей. Всё его внимание было приковано к сидевшей рядом Жозефине. Они держались за руки, а когда её ножка случайно касалась его ноги, по всему телу Виктора прокатывалась волна наслаждения.
Рядом с влюбленными Джеймс чувствовал себя «третьим лишним», и ему ничего не оставалось, как внимательно слушать извозчика. Периодически он пояснял по-французски, о чём идёт речь, но влюблённым это было не интересно. Они пребывали в мире из двух человек, и расширять его совершенно не входило в их планы. Разумеется, Джеймс понимал это, но продолжал для чего-то делать свои комментарии.
– Он говорит, что гордится своим городом, – переводил с большими сокращениями Джеймс. – Марбург – старинный и очень интересный город, привлекающий к себе внимание туристов со всего мира. Здесь есть основанный в 1527 году университет, замок начала XIV века, раннеготическая замковая капелла и церковь Элизабеткирхе второй половины XIII века. Он говорит, что небольшая экскурсия по всем этим местам практически ничего нам не будет стоить. Не желаете?.. Меня, впрочем, тоже больше интересует плотный завтрак и горячая ванна…