Виктор
Шрифт:
– Этого не может быть… я всё ещё брежу или схожу с ума…
– Расскажи мне, сын мой, и тебе станет легче.
– В это… в это просто невозможно поверить…
– Поверь мне, сын мой, за все эти годы, что я служу господу, я столько всего увидел и услышал, что…
– Не так давно я был в Лондоне, – решился рассказать Виктор, – и там я видел вас и вашу церковь… Как вы можете объяснить такое?
– А это, сын мой, не подлежит объяснению.
– Ну да, пути господни неисповедимы.
– Можно сказать и так, – ответил священник, решив не замечать иронии Виктора, – но я лишь скажу, что в этом мире есть вещи и события, которые предназначаются не для рассудка. И наша с тобой встреча в Лондоне была одной из них. Не пытайся это понять. Просто прими как факт, и рано или поздно тебе откроется значение этого знака. А сейчас пойдём лучше в дом. Тебе небезопасно оставаться на улице.
Эти слова заставили Виктора вспомнить, что он – беглый преступник, убивший троих человек, двое из которых служили в полиции.
Словно прочитав его мысли, священник сказал:
– Не бойся, они не придут с обыском ко мне в дом, так что здесь ты в полной безопасности.
– И вы не скажете им? – удивился Виктор.
– Нет, сын мой. Иногда я умею знать. Господь говорит мне о чём-то, и это приходит ко мне, как твёрдая уверенность. Я не знаю, как это объяснить, но я всегда следую этому и оно меня ни разу не подводило. Когда я нашёл тебя на ступенях церкви, я уже знал, что должен тебе помочь. Я принёс тебя в дом, вынул пули, зашил и обработал раны, а всё остальное сделал господь.
– Спасибо, святой отец.
– Не стоит меня благодарить. Я лишь выполняю волю господню. Возблагодари лучше его.
– Полицейские хотели меня убить, а тот лавочник… Он предал меня, отдав в руки убийцам.
– Ты можешь ничего мне не говорить, но если ты хочешь… Поверь, я умею хранить тайну исповеди.
И Виктор рассказал ему всё, абсолютно всё.
– Возможно, сын мой, мои слова прозвучат, как ересь, – начал свою речь священник. – В детстве я обожал смотреть, как мать печёт хлеб. Как она делает закваску, как ждёт, когда поднимется тесто, как ловко месит его, как перекладывает в формы, как потом этот тесто печётся в печи, превращаясь в душистый вкусный хлеб. Нигде я больше не ел такого вкусного хлеба, как тот, что пекла мать.
Позже эти воспоминания детства помогли мне понять, что господь точно также поступает и с нами. Господь не закончил творение людей, создав Адама и Еву. Нет, он творит каждого из нас. Точно так же он даёт нам сначала вырасти из закваски, затем он нас месит, перекладывает в формы и выпекает в печи. Наша жизнь и есть акт творения, и все наши радости и невзгоды, все испытания и дары судьбы, всё это нужно для нас, для того, чтобы из нас получились люди, настоящие люди, такие, какими мы и должны быть по замыслу божьему. Богу не нужны наши испытания. Зачем они ему? Он итак знает, выдержим мы их или нет, достойны мы или нет, и даже более, – испытывая нас, он делает это так, чтобы мы наилучшим образом прошли сквозь эти испытания, каждое из которых приближает нас к тому состоянию, которое избрал для нас господь. Всё это нужно нам, и то, что господь испытывает нас, говорит о том, что он не потерял ещё в нас веру, что мы ещё чего-то достойны, что после того, как он вынет нас, наши души из форм-тел, мы окажемся достойными того, чтобы господь оказался доволен результатом своих трудов.
То же самое и с тобой. Господь отметил тебя, возложив на тебя эту трудную миссию. Но, избрав тебя, он не оставляет тебя ни на миг. Это он привёл тебя ко мне в церковь, чтобы оказать тебе помощь моими руками. Это он хочет, чтобы ты продолжал идти начертанным для тебя путём. А раз так, он дал тебе всё, чтобы ты справился с возложенной на тебя задачей. Помни это, и не разочаровывай бога.
– А как же злодеи, увечные и уроды? Как они вписываются в нарисованную вами картину творения?
– Как знать, возможно, господь желает их видеть именно такими. Разве кому-то из нас дано лицезреть его замысел? А теперь пойдём к столу. Завтрак уже остыл.
30
Виктор вновь шёл за псом. На этот раз они шли по улице одного из богатых районов города. Виктору эта улица была незнакома, но пёс чувствовал себя на ней, как дома. Когда они подошли к нужному дому, пёс лихо перемахнул через высокий кирпичный забор, и Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним. Причём Виктор оказался значительно менее ловким. Когда он справился с забором, пёс побежал к дому, где остановился возле двери для прислуги. Дверь оказалась незапертой, и Виктор с собакой вошли в дом. Затем пёс привёл Виктора в комнату, где на кровати лежало женское платье, а в воздухе витал аромат духов. Там пёс улегся возле кровати, давая тем самым понять, что его миссия выполнена. Духи и платье были подсказками, Виктор прекрасно это понимал. К тому же он когда-то их видел, но когда, где и на ком? От ответа на эти вопросы зависело нечто очень важное, но, несмотря на все старания, вспомнить хозяйку платья ему не удавалось.
Только проснувшись, Виктор вспомнил ту, кто пользуется этими духами, а заодно и вспомнил, где он видел символ Ложи. Вместе с воспоминанием пришло и понимание того, что ему пора – он итак уже загостился у священника. С тех пор, как он очнулся у того в доме, прошло около двух недель – вполне достаточный срок, чтобы прийти в себя после ранений.
– Сегодня я должен буду вас покинуть, – сказал Виктор за завтраком.
– Иди, если должен, – ответил священник.
– Не знаю даже, как вас благодарить за всё, что вы для меня сделали.
– Благодари не меня, но господа. Это он привёл тебя сюда, а мне наказал о тебе позаботиться. Так что я делал лишь то, ради чего и принял сан.
– Всё равно… Спасибо вам огромное. И… Я бы хотел пожертвовать на церковь… Я с радостью отдал бы все свои деньги, но…
– Благодарю вас за щедрость, но вам эти деньги ещё пригодятся, – ответил священник. – Когда-нибудь в другой раз, если у вас будет желание, я с удовольствием приму от вас деньги. Но не сейчас.
– С моим образом жизни другого раза может и не быть.
– На всё воля божья, и кто мы такие, чтобы противиться ей?
31
Виктор приехал в Париж холодным ноябрьским утром. Шёл мелкий, противный дождь, а пронизывающий ветер пробирал до костей. Но был и другой, более неприятный холод: город встречал Виктора как чужака, Виктор почувствовал это уже буквально на перроне. Даже в те времена, когда он бродил по парижским улицам без гроша в кармане, город не был с ним столь холоден. Поэтому его приезд никак нельзя было назвать возвращением. У Виктора неприятно засосало под ложечкой. Стало холодно не столько снаружи, сколько изнутри. Подняв воротник куртки и перехватив поудобней ручку чемодана, он направился к ближайшему извозчику, поджидающему пассажиров возле вокзала.