Виктор
Шрифт:
С тех пор, как он покинул дом священника в Булони, прошло больше года. Всё это время он тщетно пытался встретиться с той, на чьей шее он увидел медальон с символом Ложи. Он метался за ней по всей Европе, а она… Она словно смеялась над ним, то уезжая буквально за несколько часов до его появления, то изменяя уже по дороге свой маршрут… И тогда он, мысленно проклиная её, начинал вновь наводить справки, подкупать слуг и служащих гостиниц и почтовых отделений, нанимать частных сыщиков… И всё это лишь для того, чтобы в очередной раз услышать: «Графиня только что уехала. Нет, она не сказала, куда», или «Графиня изменила свои планы и отменила бронь». И вот теперь она в Париже.
За этот год Виктор похудел, осунулся, а его глаза приобрели какое-то отчаянно-загнанное выражение. Больше всего на свете он хотел бы всё бросить, но гибель возлюбленной и друзей… Отказаться от поисков этого чёртового Зеркала теперь было бы по отношению к ним предательством. Предателем же Виктор не был никогда.
Облик Виктора тоже разительно изменился. Теперь он был похож на мелкого коммивояжёра, вынужденного вести кочевой образ жизни ради своего куска хлеба: поношенная одежда, видавший виды чемодан, да и в вагонах третьего класса он давно уже чувствовал себя, как рыба в воде, так как путешествовал либо третьим классом, либо вообще на перекладных. Так он был менее заметным, да и деньги стоило экономить.
– Знаешь приличную гостиницу? – спросил Виктор у извозчика прежде, чем сесть в фиакр.
– Конечно, месье, – ответил тот, окидывая Виктора оценивающим взглядом. – Клянусь душой дьявола, вы будете довольны.
Виктору понравилась клятва, и он сел в карету.
Извозчик не соврал, гостиница действительно была что надо. Недорогая, без шика, но с относительно приличной публикой, чистой постелью и милым ресторанчиком, где можно было недорого наесться до отвала, что Виктор и сделал, едва сняв номер. После еды захотелось спать, но промедление было непозволительной роскошью, и, возвращаясь в номер, Виктор попросил принести ему письменные принадлежности. Ничего подходящего в голову не шло, поэтому, выругавшись как русский сапожник, он написал следующее:
«Дорогая Амалия!
Скорее всего, Вы не помните моего имени, хоть я и хочу надеяться, что это не так. Я тот, кого Вы спасли в Клермон-Ферроане, когда я в поисках спасения ворвался в Ваш гостиничный номер. И вот теперь мне вновь нужна Ваша помощь в одном жизненно важном для меня деле. Поэтому я прошу Вас уделить мне несколько минут Вашего времени.
Перечитав письмо, Виктор запечатал конверт и, подумав от силы минуту, сунул его во внутренний карман куртки. Затем вышел из гостиницы. Париж щедро одарил его холодным дождём и ветром, заставив Виктора согнуться и поднять воротник куртки. К счастью, неподалёку скучал извозчик. Подозвав его взмахом руки, Виктор сел в фиакр и даже не стал торговаться.
Вскоре он уже стучал в двери одного из пяти парижских домов Амалии, где, по полученным сведениям, она остановилась. Открыл похожий на важного таракана лакей.
– У меня письмо для графини де Круа, – сообщил ему Виктор.
– Давайте, я передам, – ответил тот, окинув Виктора высокомерным взглядом.
У Виктора от радости задрожали колени. Наконец-то он её застал!
– Мне велено дождаться ответа, – заикаясь от волнения, пролепетал он, мысленно проклиная себя за то, что вот так ведёт себя перед этим напыщенным болваном.
– Хорошо. Подождите здесь, – милостиво разрешил слуга, впустив Виктора в прихожую.
– Госпожа графиня примет месье Григорьева в семь, – изрёк слуга, появившись через несколько минут.
От этого известия Виктору захотелось расцеловать слугу, ждущего извозчика и даже лошадь. Разумеется, это желание так и осталось нереализованным.
Уже возле гостиницы Виктор сказал извозчику, дав ему щедрые чаевые:
– Я хочу, чтобы ты сегодня меня покатал.
– Как прикажете, – ответил тот.
– Тогда приезжай сюда через час. Или лучше минут через сорок. В крайнем случае подождёшь.
– Буду, как штык, – заверил извозчик.
Впереди у Виктора было чуть больше трёх часов, но за это время ему предстояло фактически возродиться из пепла. Возрождаться он начал с ванны. Затем, одевшись во всё чистое, он вышел из гостиницы. Извозчик уже ждал.
– Куда прикажете? – спросил он, подъехав к Виктору.
– Для начала… – Виктор назвал один из любимых магазинов одежды, где он одевался, когда был при деньгах.
Затем была парикмахерская. Так что, когда Виктор вновь подъехал к дому графини, его было не узнать. Эта перемена в облике заставила тараканьего бога, так Виктор прозвал похожего на таракана слугу, на мгновение впасть в оцепенение.
– Я Виктор Григорьев. Графиня меня ждёт, – сообщил ему Виктор, вручая визитную карточку.
– Прошу за мной, – ответил тот.
Амалия приняла Виктора в одной из малых гостиных. Она сидела в кресле возле камина и читала книгу, или делала вид, что читает. Когда он вошёл, она встала и сделала несколько шагов ему навстречу.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнула она, протягивая ему руку для поцелуя.
– Как только узнал, что ты в Париже, – ответил он.
– Быстро же ты…
В ответ Виктор улыбнулся.
– И ты по делу, – холодновато констатировала она, усадив Виктора на диван рядом с собой.
– И по делу тоже, – согласился он.
– Тоже?
– Ты слишком очаровательна, чтобы рядом с тобой думать в первую очередь о делах.
– А ты – разочарователен. Мало того, что явился только через целую вечность, так ещё и написал, что по какому-то делу.
– Тебя не так-то легко было найти.
– Ты прав. Я пыталась убежать от скуки.
– И как?
– Увы, она всегда рядом. Не отстаёт ни на шаг. А вот ты, похоже, не скучаешь. Если бы не твоё непростительное поведение, я бы сказала, что ты – живая иллюстрация приключенческого романа.
– Надеюсь, я смогу исправить свою оплошность.
– Я предоставлю тебе такую возможность, но сначала давай разберёмся с делом. Дела… – она поморщилась.
– Не любишь дела?
– Ненавижу. Они настолько пагубно влияют на людей… Да взять хотя бы моего кузена: раньше он был милейшим человеком, душой компании. Теперь же вечно пропадает именно тогда, когда он мне нужен, а вернувшись, запирается у себя в кабинете и целыми днями шуршит там бумагами, точно мышь. Поэтому я стараюсь находить друзей исключительно среди бездельников.