Вино фей
Шрифт:
В новом модном журнале было несколько интересных фасонов, а если ещё немного изменить крой — получится необычно и весьма красиво. Тут Черити подумала, что с её стороны, наверное, бессердечно думать о нарядах, когда дома — беда. Да и как знать, понадобятся ли ей эти платья? Если всю семью больше нигде не примут…
Впрочем, она поспешила отогнать эти мрачные мысли. Шитьё всегда увлекало и вдохновляло её, помогало не думать о грустном, а рисовать заранее ужасы и страдать в ожидании их прихода она считала глупым.
Когда мисс Тэннант-Росс, счастливая новыми покупками, вышла
— Мисс Тэннант-Росс, доброе утро.
Черити чуть кивнула, давая понять, что узнала его.
— Доброе утро.
Она намеренно не сказала больше ни одного слова, но спокойно разглядывала Остина Стэнбриджа.
Сейчас он показался ей весьма заурядным, если не сказать — неинтересным. Черити поняла, что этому немало способствовало её общение с мистером Селентайном Флинном. Кузен, живой, красивый и остроумный, намного превосходил всех её светских знакомых, и в сравнении с ним все они теперь казались Черити серыми и потускневшими. Совсем серым стал и Остин Стэнбридж. Что она могла находить в нём?
Стэнбридж тоже разглядывал Черити — с новым и почти нескрываемым интересом. Эта девица оказалась совсем не лёгкой добычей. Что бы ни болтали в обществе, было ясно, что в ней что-то находит сам граф Клэверинг, её удостаивает беседой леди Рэнделл, а почти никого не замечающая мисс Клэверинг соизволила, и не раз, сказать о ней несколько весьма лестных слов. Разве это не странно?
Идею поволочиться за мисс Тэннант-Росс Остин давно отбросил, а с той минуты, когда рядом появился её кузен, полковник Флинн, — и вовсе забыл. С такими людьми лучше не сталкиваться — это было ясно. Но Остин Стэнбридж был подлинно неглуп и на вечере в Фортесонхилле внимательно пригляделся к поведению и манерам мисс Тэннант-Росс. Он знал, что она, дочь разорившегося аристократа, выросла приживалкой в доме разбогатевшего буржуа, и то, что мисс Черити вела себя так же, как мисс Клэверинг, нисколько не тушуясь, говорила с милордом Фрэнсисом и спорила с леди Рэнделл, немало удивляло его.
Не меньше удивляло и то, что её не одёргивали, а говорили с ней, как с равной. Между тем на равной ноге с леди Рэнделл и Клэверингами не был никто. Перед ними заискивали даже Кассиди, не говоря уже о Хейвудах и прочих Фортескью. Отец же Остина на его вопрос, почему ей это позволяется, сказал наистраннейшую вещь. Что-то вроде того, что эту девицу ждёт большое будущее.
Сейчас Стэнбридж заметил, что мисс Тэннант-Росс расцвела сказочно, точно из колючего буроватого бутона вдруг распустился сладостный цветок с лепестками, источающими дурманящий аромат мёда и мяты. При этом взгляд девицы вовсе не располагал ни к банальным комплиментам, ни к фамильярности.
— Мне очень жаль, что в среду в Фортесонхилле всё вышло так нелепо, мисс Тэннант-Росс, — обронил он.
— И очевидно, именно поэтому ни вы, ни ваши родители уже три дня не удосужились нанести нам визит? — хлестнула его в ответ мисс Тэннант-Росс. —
— Иные грешники сами навлекают на себя общественное порицание.
— Господь пришёл к мытарям и грешникам, и не здоровые имеют нужду во враче, но больные, — машинально возразила его Черити.
В её глазах мелькнуло что-то столь высокомерное и брезгливое, что Стэнбридж смутился.
— Я передам ваши слова отцу.
— Будьте так любезны.
И, не утруждая себя прощанием, Черити направилась домой.
Вирджиния уже пришла в себя, горячка чуть отступила, жар спал, однако бледностью и погасшим взглядом она походила на привидение, а, попытавшись подняться с постели, Джин упала и набила синяк на скуле. Только теперь ей стало ясно, что слова Винсента оказались подлинно пророческими, но это ничуть не утешало.
К ним по-прежнему никто не приезжал, никто не справлялся о здоровье Джин. Сэр Тимоти еле ходил. Его голова стала совсем седой. Баронет понимал и принимал свалившуюся на его плечи беду, но страдал за дочь.
Вечером в субботу, на третий день затворничества, он подошёл к племяннице, сидевшей рядом с кузеном в гостиной за картами.
— Черити, малышка, — голос его выдавал волнение, — если это продлится, тебе нужно будет уехать. Думаю, миссис Флинн не откажется принять тебя. Я скопил для тебя три тысячи и смогу дать ещё две. С пятью тысячами приданого будет нелегко устроиться, но ты, оказывается, весьма нравишься молодым людям. В Бате тебе будет проще, а здесь, если нам закроют доступ в общество, замуж тебе не выйти.
— Я никуда не поеду, — губы Черити задрожали от жалости к дяде. — Я не крыса и не побегу с тонущего корабля.
— Моя матушка весьма высокого мнения о мисс Тэннант-Росс и всегда будет рада племяннице, — вмешался Флинн, — но вы утрируете, дядюшка. Главное, чтобы кузина поправилась. Потом будет видно.
Впрочем, как отчётливо видела Черити, не все в доме были подлинно сломлены. Винсент с утра выглядел оживлённее обычного, он несколько раз беседовал с мистером Кардиффом, и у Черити от этого разговора, который она ненароком услышала, осталось ощущение гнили во рту: Винсент явно прикидывал, что если сестрица не выздоровеет, тридцать тысяч ее приданого не надо будет отрывать от основного капитала. Энтони же, когда прошло первое потрясение, тоже стал ко всему безучастен, словно всё это его не очень-то и касалось.
Настало воскресенье. Леди Дороти была совсем больна, Джин слаба, как пар над кастрюлей, и сэр Тимоти, не зная, что лучше: ехать в церковь, где, возможно, придётся столкнуться с полным пренебрежением общества, или не ехать, — выбрал второе. Винсент и Энтони согласились с отцом.
Черити решила отправиться на службу. Кузен сказал, что тоже пойдёт.
В церкви с ними раскланялись, никто не распространял на них презрение к семье Хейвудов, леди Рэнделл пригласила Черити сесть рядом с ней, а мистер Флинн без разрешения нагло втёрся между Черити и мисс Клэверинг.