Виноградник Ярраби
Шрифт:
— Я так не думаю, — возмущенно заявила Люси. — И папа тоже.
— Папа? — Аделаида посмотрела на нее искоса. — Так ли? Ах, я, конечно, знаю, что он ее обожает. Но когда я выйду замуж, я не намерена допускать, чтобы у нас с мужем были отдельные комнаты. Мой муж будет спать в моей постели. Всегда, до тех пор, пока мы не станем дедушкой и бабушкой, а затем прадедушкой и прабабушкой. Нас не будет волновать то, что мы стареем.
— Мама и папа не старые, — сказала Люси, совсем сбитая с толку.
— Вот это я и имею в виду, дурочка.
Случилось так, что нечто, не имеющее никакого касательства к несносному поведению
Такая же лихорадка охватила и Парраматту. Работники бросали свои инструменты и умоляли предоставить им какое-нибудь средство передвижения, а если ничего не получалось, отправлялись на своих двоих с мешком за плечами в сторону Голубых гор.
Из Сиднея дошло высказывание мистера Уэнтуорта.
— Обнаружение золота, — сказал он, — наверняка ускорит наше превращение из колонии в государство.
Даже старики принимали участие в общем безумии. Однако в Ярраби ничего похожего не наблюдалось. Гилберт сказал:
— Наше золото здесь.
Он говорил перед работниками виноградника, которым велено было собраться во дворе. Для того чтобы возвышаться над всеми, он встал на стул. Любая опасность, нависавшая над виноградником, по-прежнему глубоко волновала его. Глаза Гилберта сверкали, голос звучал властно и убежденно. У него была крупная фигура, в волосах и бакенбардах поблескивала седина, кожа утратила свой здоровый красный цвет и стала желтоватой, как охра. Очень не многие из рабочих находили в себе мужество противостоять вспыльчивому и суровому нраву хозяина. По меньшей мере один из них все еще помнил страшную боль, которую испытал, когда хозяин стегал его плетью по обнаженной спине. И все-таки Гилберт был человеком справедливым, хорошим работодателем, поэтому они слушали его, несмотря на терзавшее их души волнение. Золото! Во всяком случае, у одного из слушателей глаза лихорадочно сверкали. Это был не кто иной, как сын хозяина.
— Надежды на хороший урожай винограда никогда не были столь велики, как в этом году, — продолжил сильным, уверенным голосом Гилберт. — Если повезет, урожай может оказаться рекордным. У нас не было сильных морозов, во время обрезки ветвей погода стояла благоприятная, дождей с тех пор выпало достаточно. Никаких признаков какой-либо болезни растений не замечено. Будем надеяться, что града не будет. Солнце наполняет ягоды сладостью. Я предсказываю, что кларет и бургундское, полученные из винограда нынешнего сбора, будут с удовольствием пить и двадцать, и тридцать лет спустя. Пусть себе другие бродят по речонкам со старательскими мисками грязи. Вот наш золотой прииск, — сказал он, махнув рукой в сторону террас, покрытых рядами зеленых виноградных лоз. — Каждому, кто останется со мной до окончания сбора урожая, я обещаю награду в размере полугодовой заработной платы. Лучше иметь золотые соверены в руке, чем миску желтой грязи, которая после промывки может оказаться попросту глиной. Я не требую, чтобы вы приняли решение сию минуту. Обдумайте.
— Ну как, пронял я их? — спросил чуть позднее Гилберт Молли.
— Не знаю. Как будто, да. Думаю, особенно тех, что постарше, в молодых я не уверена.
— Да. Я и сам в их возрасте был бы таким же, если бы смог думать о чем-нибудь еще, кроме виноделия. Это моя золотая лихорадка. Надеюсь, Киту не взбредет на ум кинуться вслед за всеми. Этот парень готов на что угодно, лишь бы ускользнуть от занимающего целый день труда. Не то он родился лентяем, не то мы с Юджинией сделали его таким. Может, ему устроили слишком легкую жизнь?
Гилберт вздохнул. Он вновь почувствовал себя уставшим.
Страстное обращение к рабочим отняло у него все силы. Ему чуть больше пятидесяти. Не слишком много, чтобы так уставать.
— Во всяком случае, вряд ли он может уехать, когда готовится этот самый бал, как по-вашему?
— Нет, мой дорогой, нет, — успокаивающим тоном произнесла Молли.
— Мне бы хотелось только, чтобы он проявлял хоть чуточку больше интереса к тому, что я для него создал. Ярраби... Это ведь кое-что, Молли!
— Несомненно.
— Ну что ж, вероятно, все родители пытаются руководить жизнью своих детей. Хотелось бы мне знать, каким был бы наш с вами сын.
— Наверное, сумасшедшим — вроде вас.
— И преданным всей душой, — пробормотал Гилберт, прижимаясь губами к ее губам.
Юджиния не слышала речи Гилберта, но она сочувственно выслушала его рассказ и заявила, что уверена в том, что он убедил людей. Полугодовая зарплата в качестве премии — это чрезвычайно щедро. А он может себе это позволить?
— Рассчитываю, что смогу. Я рассчитываю сделать и еще кое-что.
— Уж не отправить ли меня наконец домой?
Его разочаровало, что она догадалась и таким образом сюрприза не получилось.
— Я знаю, что достаточно часто обещал вам это. Но на сей раз поездка действительно состоится. Я покупаю билеты на дорогу в Англию для вас и для девочек.
— И для девочек тоже? — Юджиния позволила себе проявить радостное волнение.
— Разве вы не стремитесь именно к этому? Ведь вам хочется представить их ко двору? Я в достаточной мере сноб, чтобы эта идея понравилась и мне. Только имейте в виду, что я буду скучать по Адди; надеюсь, вы не станете держать ее там слишком долго и не попытаетесь превратить в никчемное светское создание. Люси — той, возможно, больше подойдет в мужья какой-нибудь англичанин. Но я хочу, чтобы Адди вернулась домой.
— Гилберт, могу я написать об этом Саре?
Он улыбнулся. Редкая теперь на его лице нежность, по которой она так истосковалась, на мгновение мелькнула в его взоре.
— Если вы доверяете моему слову.
— Кажется, на этот раз — да.
Юджиния порывисто поднялась, чтобы поцеловать мужа.
— Вы что, так рады уехать от всех нас? — проворчал он.
— Да не от вас, а от солнца, Гилберт. Я всегда ненавидела это палящее солнце и пыль. И вечную тревогу из-за виноградника.