Виноградник Ярраби
Шрифт:
Сегодняшний вечер был прохладнее, чем обычно. В воздухе можно было ощутить даже какой-то намек на приближение морозов, что само по себе уже было маленьким чудом. Обеденный стол, уставленный серебром и хрусталем и сверкающий при свете свечей, сделал бы честь любой самой великосветской лондонской столовой. Мистер Уэнтуорт в смокинге казался сегодня особенно красивым. А вот его друг — мистер Блакслэнд. Какое лицо... упрямое, обветренное, с непоправимо загрубевшей кожей. Пиджак доктора Ноукса откровенно лоснится от долгой носки, но зато Эдмунд Келли одет превосходно. Гилберт в официальном костюме выглядел каким-то приглаженным и незнакомым.
Дамы постарались не ударить лицом в грязь, особенно миссис Эшбертон в платье цвета лаванды, отделанном массой кружев, и в кашемировой шали, как всегда сползавшей у нее с плеч. Миссис Уэнтуорт была элегантна, но не бросалась в глаза, Мерион Ноукс оделась безвкусно и чуть ли не неряшливо, а милейшая Бесс Келли слишком растолстела для своего ярко-голубого атласного платья.
Разговор был оживленным. Вначале он сводился в основном к поздравлениям, ибо гости обсуждали обстановку дома в Ярраби.
Оазис — чудо, удивительный образец расточительности, впрочем, достойно всяческого одобрения!
— Даже если вы бросились бежать прежде, чем научились ходить, Мэссинхэм, — заявил мистер Уэнтуорт, — я считаю, вы поступили правильно. Ваш пример послужит появлению в Австралии колонистов более высокого социального положения. Я надеюсь, вы пишете в Англию письма, в которых описываете свой дом, миссис Мэссинхэм?
— Пишет ли она письма? Да она только этим и занимается, не правда, ли, милочка? — сказал Гилберт.
— Да, я скучаю по своим сестрам, признаюсь, — ответила Юджиния. — И у меня есть много о чем им рассказать. Саре интересно знать о домах и одежде здешних жителей, Милли, которая еще учится в школе, — о необыкновенных животных. Папе — о здешней социальной системе.
— Вы имеете в виду ссыльных? — спросила ядовитым тоном Мерион Ноукс.
— Вовсе нет, — быстро возразил Гилберт. — Юджиния не имеет никакого касательства к этой печальной стороне жизни колонии.
— Ну для вас-то, дорогой мой, эта сторона не столь уж печальна, — мягко заметил мистер Уэнтуорт. — Что бы сталось с Ярраби без ссыльных?
— Согласен с вами. Я только хотел сказать, что для моей жены они не существуют. Я просил ее никогда даже близко не подходить к их жилищам. Особенно после того, что ей пришлось пережить в ночь после венчания.
— Мы слышали все подробности того инцидента! — восторженно воскликнула Бесс. — Должна признаться, я никогда не смогла бы сделать то, что сделали вы. Гилберт говорит, вас чуть не убили.
— Подумать только! А мы-то беспокоились, что она такой новичок в наших краях! — Юджиния заметила, что, когда речь шла о ней, Мерион Ноукс смягчала свой скептицизм. — Мы волновались напрасно, не правда ли Гилберт? Вы приобрели жену со стальными нервами.
— А я никогда и не думал, что Гилберт выберет себе в жены иную женщину. Тебе бы следовало знать его получше, моя дорогая. — Филипп Ноукс поднял свой бокал. — Или марочное вино, или ничего, а, Мэссинхэм? Давайте выпьем за хозяйку.
Юджиния смутилась, чувствуя, что губы ее предательски задрожали, когда она попробовала улыбнуться. Она была обрадована и польщена тем, что новые друзья говорят о ней с таким одобрением. Они никогда не должны узнать. Никто не должен знать о ее глупой нервной боязни темноты, о ее ужасающе противоречивом отношении к ссыльным: одна часть ее существа негодовала против опасности, воплощенной в этих людях, а другая была преисполнена глубокой жалости к ним.
Именно по этой причине она слушалась Гилберта и не подходила близко к домам, где жили ссыльные.
— Но разве вам удастся, держась от них на расстоянии, убедить себя в том, что они не существуют? — спросила Мерион.
— Нет. Конечно, полностью убедить себя в этом я не могу, — ответила Юджиния. — Но здесь с ними хорошо обращаются.
Это было правдой. В запретном для нее мирке, позади конюшен и хлевов, никогда не слышалось никаких криков, да и особых беспорядков тоже, кажется, не происходило. По крайней мере, она ни о чем таком не знала. Разве что тот вылитый стакан молока, когда один из ссыльных посмел переступить порог их кухни.
— Обращаются с ними лучше, чем эти скоты того заслуживают, — недовольно заметила миссис Эшбертон. — Юджиния, вы можете мне сказать, как приготовляется этот молочный пунш или я могу получить этот рецепт только на кухне?
— Боюсь, что на кухне. Я ничего не смыслю в стряпне.
— У моей жены есть занятия поважнее, — вмешался Гилберт, — например, как развлечь нас после ужина.
— Бог ты мой! — восхищенно ахнула простушка Бесс Келли. — Хотела бы я, чтобы кто-нибудь сказал мне такое. Я все свое время провожу с орущими детьми, не выпускающими из рук мой передник. — Она произнесла эти слова с несомненным удовлетворением, но без тени самодовольства.
Миссис Уэнтуорт сказала:
— Я недавно поручила одному очень искусному ирландцу написать портреты моих детей. Я рекомендую его вам, миссис Келли, если вы хотите иметь очень похожие изображения ваших чад. Его зовут Колм О’Коннор. Он, кроме того, рисует этюды, изображающие местных птиц и цветы, и сейчас делает целый альбом таких рисунков для одного лондонского издателя.
— Каких интересных людей вы встречаете в Сиднее! — воскликнула, поднимаясь со своего места, Юджиния. — Давайте оставим джентльменов пить портвейн. Я уже чувствую, что им не терпится поговорить о политике.
— Послушайте, я вполне серьезно советую, — продолжала миссис Уэнтуорт, когда дамы собрались в гостиной. — По-моему, мистер О’Коннор — необыкновенно талантливый художник.
— А у меня ему нечего рисовать, кроме моего попугая, — со смехом сказала Юджиния. — Стоит ли ради этого приглашать его в Ярраби?
— Может быть, в будущем году? — неопределенно заметила миссис Уэнтуорт, и Юджиния снова рассмеялась.
— Вы хотите сказать — когда у меня родится ребенок? Признаться, я мечтаю иметь ребенка. Но а пока, если мистеру О’Коннору случится оказаться в наших краях, ему придется довольствоваться Эразмом, который, кстати, очень неплохая модель для художника.