Виражи Судьбы

Теллер Тори

И тут, позади на колени опустился тот, кого она выбрала в качестве обезболивающего. Обхватив Хэлл горячими руками, притянул к своему телу, зарываясь носом в ее волосы. Она не успела испугаться, потому что сразу узнала его аромат — водка, мята, горьковатый парфюм…

— Я ждал, пока ты останешься одна, — словно извиняясь за ее слезы, произнес Алекс.

— И пока я наревусь?

— Угу, — выдохнул он ей в макушку, и, потянул вниз, укладывая головой на свое плечо.

Свободной рукой парень гладил ее затейливо заплетенные волосы, на ощупь исследуя лицо, шею и все, что ниже. Он окружил ее своим большим горячим телом, словно

боясь, что она ускользнет.

Хэлл льнула к мужскому теплу, целуя солоноватую пахнущую солнцем кожу, прислушиваясь к тому, как меняются ее ощущения. Ей была приятна его тяжесть — она делала ее живой. А крепкие мужские руки и жадные сухие губы разжигали в ней давно забытый огонь, растапливая болезненный ледяной ком в груди… Как же ей хотелось оттаять! Но все равно было больно.

— Что ты хочешь? — близко-близко от лица сверкнули его глаза и зубы.

— Хочу… чтобы все было легко и просто. Радостно. Хотя бы сегодня.

Парень резко поднялся на колени, сажая ее под собой меж раздвинутых ног.

— Действительно? — сквозь темноту он пытался разглядеть ее глаза.

— Более чем. Цитируя тебя, я «так правильна и уравновешена, что даже тошно», — слегка задыхаясь, выговорила девушка пересохшими губами. — Я никак не могу забыть о прошлом. Мне нужны очень мощные… аргументы. Ты обещал…

Последнюю фразу она произнесла с прежней горечью, но в нее уже просочилось спасительное желание, и голос прозвучал хрипло и глубоко.

Как зов.

Алекс молча нагнулся, и крепко придерживая за затылок, поцеловал ее так, как она и желала — долго, глубоко и немного грубо, заставив почти задохнуться от его языка и объятий. Когда он оторвался от ее губ, у Хэлл уже темнело в глазах, но он видел, что ей все еще мало. И это его это завело.

Парень что-то сказал по-шведски, затем по-английски, называя ее по имени. Хэлл не понимала. Вернее, он видел, что уже не хотела понимать, и вообще — говорить.

— Молчи! Пожалуйста… Просто делай, что обещал!

Она закинула руки ему на плечи и прижалась к груди, в которой гулко и часто билось сильное сердце. Потом потерлась виском о его скулу и щеку, оцарапывая кожу отросшей щетиной и крупно вздрагивая, когда нежные соски касались подвесок и цепочки на мужской груди. Когда исчезла ее одежда, она не помнила. Словно от жажды, губами прижалась к ямочке меж его ключиц и слизнула с мужской кожи соленый пот, снизу вверх пройдясь мягким языком по ходящему ходуном кадыку и подбородку.

— Damn… fucked up… — ошеломленно выдохнул Алекс и зарылся пальцами в ее волосы, безжалостно разрушая прическу.

Серебристые пряди щекотно рассыпались по их плечам и рукам, скрывая лица. Сознание уплывало, и лишь их губы, руки и дыхание ловили друг друга в беспроглядной тьме короткой майской ночи. Все, что он хотел сейчас, наматывая снежные косы на свою ладонь — это просто утонуть в ее плоти, и трахать так, чтобы она стонала под ним от наслаждения мучительно и сладко, напрочь забыв весь остальной мир.

Темнота не давала воли глазам, и Алекс не мог разглядеть ее лица — только какие-то фрагменты: раскрытый задыхающийся рот, распухшие искусанные губы, влажный горячий язык, и тело, повинующееся первобытному инстинкту. Но каждая его часть, что касалась ее кожи, волос или влажных горячих складок, просто кричала о желании проникнуть в эту терра инкогнита, и сладко мучить ее, выпивая до дна.

Хэлл распростерлась под ним, словно распятая — бесстыдная и невинная ведьма Бельтайн. Запрокинутое лицо девушки было залито слезами, меж тем губы улыбались и шептали что-то на непонятном языке. Руками она пыталась удерживать длинные пряди, постоянно норовящие запутаться в его серебряных якорях, скользящих по ее лицу и груди. Алекс отводил ее руки и нетерпении обрывал волоски, причиняя ей боль, и испытывая при этом досаду и удовлетворение одновременно. В какой-то момент у него даже возникло парадоксальное ощущение, будто он ее насилует… Обычно, такое его останавливало, но сейчас лишь подстегнуло его плоть, и его освобожденное от джинсов «достоинство» запульсировало от желания так, что билось о ее лобок. Алекс разозлился — на себя, на девчонку… на то, что начал трезветь…

— Ма-ррри-на!

Имя всплыло совершенно внезапно, и он прорычал его, зверея от собственного голоса и ее реакции. Девушка вскинула голову, и сквозь спутанные пряди на него уставились черные от расширенных зрачков глаза. Алекс притянул ее к себе ближе, чтобы, наконец, разглядеть настоящий цвет ее радужки в серебре лунного света. Эти кобальтовые брызги потрясли его еще в первую их встречу, но тогда, протрезвев, он решил, что просто пережил абстинентный глюк.

Хэлл напряглась и просунула вниз меж их телами руки. Ее волосы мягко и щекотно упали ему на грудь и живот, скрывая ее лицо; нежные прохладные пальцы охватили и направили его пылающую плоть. В ответ Алекс судорожно сгреб в кулак шелковые пряди и увидел, как Марина зажмурилась и закусила губу: он вошел в нее, как нож в масло. Ощущение было настолько пронзительным, что парень моментально забыл, как дышать, видеть, слышать… Осталось только одно желание — погрузиться еще глубже, достать до самого дна, пропасть в ней… Подобное он испытывал только совсем юнцом.

Хэлл отдавалась ему с такой радостью и неистовством, будто и впрямь была ведьмой Бельтайн. Каким-то непостижимым образом в ней сочетались неудержимая похоть и неискушенность, заставлявшие его чувствовать себя кобелем, одуревшим от течной суки, и одновременно — поднимавшие к небесам… Казалось, ее тело было создано именно для него, а возможно даже — из него самого, из какой-то его части, давно утраченной и теперь найденной. Повторный, почти без перерыва оргазм, снес ему башню вчистую — восторг, похожий на смерть… Которую хотелось переживать снова и снова.

И снова.

Именно с ней — шальной ведьмой майской ночи, не похожей ни на кого.

«К черту все! Нужно забрать ее и уехать», — это была последняя связная мысль в его голове.

*

Он очнулся один, на скомканном одеяле в утренней сырости. Смятая одежда лежала рядом. Голова была до странности ясной — никакого похмелья. На теле и футболке обнаружилось довольно много длинных серебристых волос, вырванных его якорями. Парень оделся, собрал их, поднес к лицу и снова почувствовал ее аромат — сладкий, солнечный, чуть дымный… Вспомнил ее терпкий вкус, влажные жаркие поцелуи, возбуждающие стоны… Что в ней было такого, что в один миг его прошлое стало ему казаться развращенно-стерильным и скучным?