Вишни на березе
Шрифт:
– Ну да. А какая разница? Во сне или наяву, мужик-то все равно умер, – заключил он.
– Вот, полюбуйтесь, это явка с повинной, – он протянул Реутову еще один документ – копию, будто написанную через кальку только что прочитанного текста.
– Все для нее складывается удачно, – добавил он, – суд учтет и явку, и признание, даст минимальный срок…
– Да, лет десять-пятнадцать, – с явным раздражением в голосе подытожил защитник.
– Помню, я защищал конюха с почтовой станции, давно, еще на заре своей правозащитной деятельности. Его всегда оправдывали; он никогда ни в чем не признавался. В очередной раз его обвинили в краже дизельного топлива. На хрена ему это топливо? – на лице рассказчика читалось недоумение. – Коней, что ли, своих заправлять? Появился какой-то свидетель,
– Надо же… На моем веку оправдательных еще не было, – многозначительно отметил важняк. Разберемся, – добавил он, после небольшой паузы, которая, видимо, потребовалась ему на обдумывание услышанного.
– А была еще такая история, – продолжал адвокат. – Таксиста обвинили в убийстве золотодобытчика, «ушел в загул» голубчик, на полтора месяца как настоящий сибиряк. Жена разволновалась – домой зарплату за полгода вахты так и не принес, заявила в полицию, тогда еще в милицию. Завели дело, как водится, стали выяснять, кто последний мужика этого видел, оказалось, – таксист возил его по бабам, да за водкой в магазин, вот его и в камеру, – признавайся, дескать, где тело закопал? Так и сидел бы таксист этот до Страшного суда, если бы почивший не протрезвел, – улыбнулся Семен, поддавшись воспоминаниям, – пока не пропил всю зарплату…
– Повезло ему, – заметил важняк.
– Очень повезло. Зарубила его жена топором вскорости, как говорится, от судьбы без зарплаты не уйдешь, – Реутов знал не одну сотню подобных правдивых баек, но все они сливались воедино в понимании им сути оперативно-следственной работы.
– А для чего вы мне все это рассказываете? Приплели мне тут и лошадей на дизельном топливе и жену с топором. Бред какой-то, – возмутился важняк.
– Бред, оно может и бред, но случаи все из жизни; живые, так сказать, примеры. Так что вы бы с выводами-то не торопились, в жизни ведь всякое бывает. А за совет, спасибо, – поблагодарил он важняка, но перед тем как уходить сказал:
– Вы ей меру пресечения поменяйте, она же во всем призналась, – он еще раз посмотрел на вилы с запекшимися следами крови.
– А зачем? – удивленно спросил старший следователь, который в этот момент что-то писал. – Ей и так тюрьма светит.
– Момент, – Реутов хитро прищурил глаза, – допрос вести вы начали в девять тридцать…
– Ну. И что? – он отложил ручку в сторону и взглянул на Семена будто он – сумасшедший.
– А уголовное дело возбудили в десять, – он посмотрел на следователя так нежно, словно мать на своего малыша, – то есть, вы ее допросили до возбуждения дела, а это, знаете ли, не законно. И обвинение, стало быть, предъявили тоже не законно, и в камеру выходит ее зря… поэтому, что? – Семен мило улыбнулся собеседнику, который в это время молчал, словно набрал в рот воды или что покрепче. – Ее нужно немедленно освободить, – ответил он на свой вопрос. – Иначе я обращу на этот факт внимание вашего руководства, сами понимаете… обвинят в непрофессионализме, начнутся служебные проверки… это еще что, а если у вас «залеты»… На первый раз, конечно, могут простить, а то и вовсе уволят или чего хуже – посадят за халатность. К тому же, в деле нет видимых оснований, чтобы держать ее до суда под стражей, – добавил он для пущей убедительности.
– Нечего меня пугать, – ответил старший следователь вдруг сиплым голосом, словно заболел бронхитом.
– Но, думаю, мы решим этот вопрос, она ведь никуда не денется? – то ли спросил, то ли констатировал он.
– Лучше бы вам поторопиться, – серьезным тоном заметил Реутов.
– После обеда я ее освобожу, – сказал, как поклялся старший следователь.
– Я вас буду ждать в ИВС, – адвокат триумфально улыбнулся ему в ответ.
* * *
Проводив взглядом нескольких клопов, спешащих скрыться за стоящей в углу коридора урной для мусора, Реутов принялся рассказывать бледному, похожему на чуть живую моль охраннику, как готовится отбивная из курицы. Собеседник, несмотря на его изможденный внешний вид, больше всего на свете любил хорошо поесть – он оказался из тех, кто готов, что называется, вылизать тарелку.
– Готовятся они абсолютно просто, – говорил Семен, думая о том, что остался без обеда, – выглядят красиво и аппетитно, а вкус этих отбивных просто замечательный. Их можно подавать как прекрасное отдельное блюдо, так и с любым вкусным гарниром из злаков или овощей. А не пробовали каре баранины? Знаете, как вкусно, – после этих слов у охранника порозовели уши, – лучшая баранина на кости – лопатка или ребра, я предпочитаю ребра, жаря их исключительно с чесноком и перцем на гриле. Еще люблю домашние свинные колбаски со специями, фаршированные перцы, печеночные рулеты… – Реутова оборвал стук в дверь.
Охранник нехотя подошел к двери:
– Кто там?
Но ему никто не ответил.
– Кто там? – снова спросил он, будто спятивший галчонок из «Простоквашино».
– Сто грамм! – грубо ответил ему через зарешеченное окно Степанов. – Отворяй быстрее.
Охранник открыл дверь, из-за которой появился важняк, увидев Реутова, он дружественно произнес:
– Никак не могу от вас избавиться.
– Вам это и не удастся, – твердо ответил защитник и дружелюбно улыбнулся в ответ.
Старший следователь Степанов подошел к охраннику в погонах старшины и твердо сказал:
– Освободите Ларину. Вот постановление об освобождении, – он протянул несколько печатных листов, тот несколько минут листал документы, будто не верил своим глазам.
– Без согласия начальника не могу, – заявил он.
– Я тебе начальник, бери «постанову», ставь «чикуху» и иди, отворяй, а то дождешься у меня, самого посажу. За неповиновение! – пригрозил он.
Старшина захлопал глазами, набрал в рот воздуха, видимо намереваясь возразить, но сдулся, направившись вдоль коридора с камерами. Было слышно, как он сказал:
– Ларина, а ну-ка, собирайся, тебя освобождают, совсем сдурели, черт бы их всех побрал.
Буквально через минуту освобожденная расписалась: в подписке о невыезде, за ремень на джинсах, шнурки и двести рублей, что находились при ней в момент задержания, бросила старшему следователю Степанову дежурное «спасибо» и в сопровождении охранника вышла из душного помещения изолятора. Вид у нее был такой, будто ее ведут на виселицу, но когда увидела своего защитника, как родного, успокоилась и даже улыбнулась.
– Почему меня освободили? – на ее лице читалось недоумение.
– Это – отдельная история, – ответил Реутов, – радуйся, пока свободе, вон какая красота вокруг, – он окинул взором унылые окрестности.
– А мы можем с вами поговорить? – в ее глазах блеснул какой-то хитрый огонек.
– Давайте в другой раз, – ответил мужчина, мысль о печеночном рулете не давала ему покоя, – я не обедал.
– А давайте пообедаем вместе, здесь неподалеку, – нашлась девушка, одарив своего спасителя лучезарной улыбкой.