Витязь на распутье
Шрифт:
Общаться мне с ними пришлось под строгим контролем Бучинского, которому было приказано неотлучно находиться близ моей особы. Думаю, таким манером Дмитрий попытался обезопасить себя, чтобы я не смог отдать своим ратникам каких-либо тайных распоряжений. Я и не отдавал. А зачем, если они уже были отданы заранее, еще на струге, причем сразу в нескольких вариантах. Мне оставалось только сочувственно хлопнуть по плечу Дубца и грустно заметить ему:
– Вот так, мой верный стременной. Все как я и предсказывал сегодня утром. – И уставился на него – дошло ли до парня ключевое слово «утром».
Тот кивнул, причем тоже не просто так, а дважды, давая понять, что ему все ясно и он будет действовать согласно второму варианту.
– А чтоб они самовольно крамолу не учинили, я им от монастырских щедрот винца к вечеру пришлю, чай, подобреют, – заулыбался встретивший меня Дмитрий, довольный, что все прошло без эксцессов, и тут же вернулся к обвинениям.
По его словам выходило, что мною и Федором затеян заговор против него, для чего мы специально зазвали в Кострому Шуйского, которому, лишь бы он согласился принять в нем участие, даже пообещали в качестве награды не только место престолоблюстителя, то есть наследника, но и руку царевны.
Тогда же в процессе уговоров я неосторожно обмолвился, будто не вышло один раз, так непременно выйдет в другой, из чего следует непреложный вывод, что именно я придумал всю затею с отравлением, но, как считает Шуйский, царевич о том не подозревал, поскольку, услышав от меня эти слова, весьма сильно удивился.
Поначалу боярин, как и подобает верноподданному, отказывался, но мы с царевичем пригрозили, что сдадим его государю, донеся, будто это сам боярин подбивал нас на мятеж, и лишь тогда он согласился, приняв от Ксении Борисовны в качестве согласия пойти с ним под венец перстень.
Однако, по разумению Василия Ивановича, главная роль в этом тандеме принадлежит именно мне, поэтому боярин считает возможным заступиться за Годунова и ходатайствовать о снисхождении. Дескать, не надо казнить Федора смертью – вполне достаточно постричь его в монахи.
Оставалось только восхититься Шуйским. Свою сеть он сплел куда искуснее, нежели паук.
К сожалению, помимо перстня царевны, якобы подаренного Шуйскому в качестве залога, у Дмитрия имелось еще два «доказательства» нашей измены.
Первое – это князь Буйносов-Ростовский, с которым царевич якобы уже сговорился насчет свадебки, да вдобавок привлек на свою сторону Мстиславского, которому тоже посулил руку царевны.
Оказывается, два струга – один с Василием Ивановичем, следующим от нас, а второй с именитым сватом – встретились близ Ярославля, где Шуйский и вызнал у Буйносова причину его визита в Кострому, после чего, образно говоря, и это лыко поставил в строку.
Ну а второе доказательство – сундуки с серебром, полученные моими людьми в Москве у английских купцов. О них проведал Басманов и доложил государю, а тот сделал вывод, что эти деньги даны мне взамен на обещание новых льгот, в которых отказал англичанам Дмитрий, но зато даст пришедший к власти Годунов.
– Потому ты и посоветовал мне летом отказать иноземцам, дабы было что посулить самому. Может, ты и это будешь отрицать? – с усмешкой поинтересовался он у меня.
– Буду, – коротко ответил я. – Серебро это английские купцы ранее получили от меня взаймы, так что я просто забрал его у них и взамен ничего не обещал. А понадобилось оно мне для закупки мехов и должной экипировки ратников.
– Для чего? – опешил он.
– Моим людям что, голышом Эстляндию для тебя завоевывать?! – рявкнул я, заодно напоминая о том, что мы с Федором являемся в его планах на ближайшее будущее достаточно важными фигурами.
Однако намек оказался бесполезен, равно как и мое напоминание о том, что я ни разу не нарушил данного ему слова.
– Эстляндию ты еще не завоевал, – напомнил он. – А тоже сулился.
– С нею все будет в те сроки, которые я тебе называл, – парировал я. – Человека, обещающего отдать долг через два года, нельзя спустя всего пару месяцев после займа называть нарушившим свое обещание. Так что насчет нее ты тоже можешь быть спокоен – раз я поклялся…
Но Дмитрий вновь отреагировал на мои слова совсем не так, как бы мне того хотелось.
– А я так мыслю, что и сам управлюсь, – пренебрежительно отмахнулся он. – Вот выдам Ксению за Густава, а он мне в благодарность не токмо Эстляндию, а и все ливонские земли повоюет. К тому ж больно долго от тебя обещанного ждать, а он божится, что уже нынешней зимой с ними управится.
– Обещать можно что угодно, в том числе и несбыточное, – пожал плечами я, игнорируя упоминания государя о царевне – чем меньше беспокойства будет проявлено мною по этому поводу, тем лучше. – Вот только навряд ли удастся нашему теляти волка задрати. Не повоюет он ничего этой зимой – уж ты мне поверь на слово.
– А ты бы повоевал? – впился он в меня взглядом.
Я призадумался. Вообще-то гранат и новых ядер с пороховой начинкой будет припасено достаточное количество, а пошив маскхалатов для ратников, равно как и заготовка лыж, шла полным ходом.
Более того, я успел ввести еще одно новшество – заказал скорнякам не простые шапки, а с ушами, которые на Руси, как ни странно, отсутствовали. Нет, имелись на них легкие отвороты, причем даже с меховой опушкой, нечто вроде кепок с ушками, вошедших в моду в моем двадцать первом веке, но это ж совсем не то. А вот мои люди и при тридцати градусах ниже нуля все равно обморожения не получат.
С валенками хуже. Курай только приступил, и что у него получится – бог весть. Правда, он обещал уже до декабря свалять первую сотню пар – то есть гвардейцам, которым предстояло лежать по ночам в засадах, вполне хватит, а остальные… Ничего страшного, воевали всю жизнь в лаптях и сапогах, повоюют и еще годик. Жаркий костер, пара лишних теплых портянок, и нормально.
Зато с навыками… Скрытный подход, незаметное снятие часовых, блокировка гарнизона, казармы которого размещены неизвестно где…