Viva Америка
Шрифт:
– Может, сначала в шахматы? – так же тихо осведомился я, кивком показав на ее голову. – Тебе какой фигуркой больше нравится по макушке получать: пешкой или ферзем?
– Только если фигурка очень большая, – вредно улыбнулась Козетта. – Или ты хочешь за свое интервью жертвы поразить меня классическим «Е2 – Е4», м-м? Учти: я перед кем попало свою шахматную доску не раскидываю.
– Я даже не буду пытаться отгадать, что ты подразумеваешь под «шахматной доской»! Ну хорошо, сама напросилась. – И я во всеуслышание громко заявил: – Всё, странная и наглая
Толстяк тут же плотоядно приосанился.
– Даже и не мечтай, тюфяк! – недовольно бросила ему Козетта и, повернувшись ко мне, пригрозила: – Впереди восемнадцать часов полета, Алекс из России! И все эти восемнадцать часов я буду ловить каждое твое слово! А потом каждое это слово я…
Вздохнув, я выхватил из рук Козетты диктофон, который она украдкой пыталась впихнуть между нашими сиденьями, и спрятал его в ветровку.
– После полета отдам, – строго сказал я. – И даже не думай доставать смартфон, иначе увидишь его бороздящим сливной бачок туалета!
Козетта надула губки и обиженно отвернулась – к тучному соседу. Увидев его робкую улыбку, Козетта нагло фыркнула ему в лицо и с негодованием уставилась перед собой.
В этот момент по громкой связи объявили о начале взлета, и мы пристегнулись. Когда самолет взлетел, а пассажиры бурными аплодисментами обласкали эго пилотов за успешный взлет, я провалился в тревожный сон.
Проснулся я от того, что кто-то мягко положил голову мне на плечо и бережно погладил мой живот. Я сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, что на голове, расположившейся на моем плече, была шахматная расцветка, а женская ручка, гладившая мой живот, на самом деле пыталась соскоблить рисунок с моей футболки.
– Ты что задумала? – раздраженно спросил я у Козетты и сердито дернул плечом. – Хочешь проверить, фигурка у меня или фигура?
– Отдай диктофон, м-м? – вкрадчиво попросила Козетта. – А я тогда не начну вопить, что ты меня сейчас к оральным непотребствам склоняешь, пока никто не видит.
– Говоришь, никто не видит, да? – И я через Козетту кинул диктофон за шиворот ее соседу, который в этот момент спал.
Диктофон скользнул за воротник толстяка и прилип где-то к его телу. Козетта сейчас же обозленно стукнула меня кулачком по ноге.
– Ты что себе позволяешь?! – вскипел я. – Я с тобой пиво на полене не пил и детей не крестил, чтобы ты об меня своими грязными ручками барабанила!
– А ты что себе позволяешь?! – шикнула Козетта в ответ. – Как я теперь достану свою коробочку для ловли голосов, м-м-м?! Диктофон уже, наверное, весь в волосах и крошках!
– Каких еще крошках?
– После чипсов, печенья, вафель и прочего, что взрывается во рту с треском и хрустом! – сердито пояснила Козетта. – И вообще – за своим весом следить надо! А вам, мужикам, особенно!
– Это еще почему? – невольно заинтересовался я.
– Ты хоть раз видел жирный мужской
– Сомнительный опыт! – заметил я и постарался неприметно втянуть живот.
– Ты-то чего напрягся? На твоем прессе можно хоть морковку тереть, хоть дамскими персиками елозить. – Козетта элегантно закинула ногу на подлокотник. – Кстати, ты оценил тот неоспоримый факт, что я дала тебе эти два часа спокойно поспать, м-м?
– Оценил, – процедил я и посмотрел в иллюминатор.
Снаружи тем временем в бездонном бархате неба серебристыми гвоздиками сверкали звезды, а над розовым океаном холодно умирало закатное солнце.
– Алекс, прости… – вдруг скомкано произнесла Козетта. – У тебя ведь дядя умер… а я тут вся такая… красивая и бесчувственная…
Однако вместо вины на ее лице была видна лишь пролитая вредность.
– А там, у развалин Сагзавы, действительно произошло нечто кошмарное? – невинно поинтересовалась Козетта. – Если что, я запросто буду твоим персональным ангелочком правды. Я же собственными очаровательными ушками слышала, как тобой и твоими галлюцинациями заткнули все дырки в этой мутной истории!
– Нет! – твердо сказал я, стиснув зубы.
– Но ведь нам еще та-а-ак долго лететь! – жалобно протянула Козетта. – Давай хоть тогда просто поговорим, м-м? Я вот сейчас надрываюсь на «Лазурный Грот» – паршивенький такой журнальчик про всякие там путешествия. В Легаспи была в выстраданной командировке – языческое паломничество к Майону на свои булочки примеряла. А у тебя что?
– А у меня – два ваших трека в «любимых»: «La Mer» и «Non, je ne regrette rien»13! – с сарказмом сообщил я.
– О-ля-ля! Суровые русские мужчины, оказывается, еще и романтики!
– Приходится равняться на суровых французских женщин, – наигранно вздохнул я.
В проходе показались стюардессы со столиками, и Козетта сразу же вытянула шею, пытаясь по запахам определить блюда. Толстяк, в чьей необъятной голубой рубашке потерялся диктофон Козетты, немедленно проснулся и довольно заелозил.
– Так, девушки, – строго начала Козетта, когда наступил наш черед выбирать ужин, – мне набор с рыбкой. Моему кавалеру из России – с мясом. Вина нет?.. Ждите отзыв! Тогда мне два двойных виски – с кучей льда доверху. А еще давайте водку – всю, что есть.
Заученные улыбки стюардесс тотчас слегка подгнили.
– Вы что, никогда настоящего русского не видели? – притворно удивилась Козетта. – Водка – ему! Им же нельзя уровень алкоголя в крови понижать!
После этого уголки улыбок стюардесс окончательно обвисли.
– Странная месть за диктофон, – наклонился я к Козетте.
– Это – твой алкогольный пряник общительности, – самодовольно улыбнулась Козетта, передавая мне семь маленьких бутылочек водки. – Так ведь у русских заведено – кнут и пряник, м-м?