Viva Америка
Шрифт:
«Божья роса мне в глаза! Козетта – французская ты моя красотка! – Я возбужденно поежился. – Вся техника была рабочей! Бальтасар – лживый хрен! Надурить меня хотел, филиппинский пес?! А это еще что?..»
На следующих фотографиях было видно, что вся аппаратура поочередно помещалась в серый чемоданчик с электронным табло на боку.
– Эй, любопытный воробушек! – внезапно гаркнула мне в ухо Козетта. – Ты что там ищешь?! Может, мне тебе карту боли составить, м-м?!
Я зло взглянул на нависшую надо мной Козетту и рывком посадил ее на место.
– Где ты сделала этот снимок, Кози?! – свирепо спросил я, показывая Козетте ее фотоаппарат. – Что ты видела?!
– Пусти, багет тебе в зад! – прошипела Козетта. – Я сняла это в участке, где из тебя так вежливо болвана делали! Там же, – рассерженно кивнула она на снимок, – всю технику, что сперли у спящих туристов, промариновали в этой штучке с ручкой! Штучка с ручкой! Понимаешь, о чём я, м-м?! После этого уже ничего не работало – даже вибрация для дамочек!
Неожиданно Козетта побледнела и с удивлением зевнула. Вокруг ее красивых глаз явственно проступили черные круги, отчего она стала похожа на озабоченного макияжем енота.
– Только не говори, что тебе вдруг поспать приспичило!.. – встревожился я.
– Со мной… а-а-ангх… со мной всё… нормально… – изящно прозевала Козетта. – Что-то… что-то спать захотелось… Странно, м-м?..
– Не то слово, – мрачно согласился я.
Бегло осмотрев Козетту, я обнаружил на ее запястье знакомый укус. Точно такой же был у меня и у экскурсовода с помощником, словно всех нас облюбовало одно и то же исключительно циничное насекомое.
– Откуда это?! – схватил я Козетту за руку. – Когда ты получила этот укус?!
– Дура-стюардесса чем-то уколола меня, когда я в туалет заходила, – вяло ответила Козетта, сонно запрокидывая голову. – А что там? Третья вишенка?
– Какая еще, к черту, «вишенка»?! Те твари здесь – в самолете! – взволнованно прошептал я, суетливо доставая пакетик со стронгилодоном. – Подобный укус был у меня и у тех горемык – с экскурсии! Похоже, нас таким образом как-то дублируют!
– О-ля-ля! Так ты всё-таки подтверждаешь эту дивную историю, м-м? – довольно прошамкала Козетта и закатила глаза. – Тогда, будь добр, включи диктофон. И… и не дублируй меня без моего согласия…
Козетта мотнула своими удивительными волосами и затихла.
– И не мечтай, чтобы я тебя «отдублировал без твоего согласия»! – огрызнулся я и вскрыл пакетик.
Бережно оторвав когтеобразный цветок стронгилодона, я с надеждой сунул его Козетте под нос. К моему облегчению, щеки Козетты тотчас налились румянцем, а ее глаза словно выплыли из черных прудов.
– Что это?.. – Козетта подслеповато прищурилась и забрала у меня листик. – Это та самая отравленная дрянь, провонявшая вулканом, м-м?
– Уваж-ж-жаемые пас-с-саж-жиры! Нап-напоминаем! З-з-запрещ-щается трогать з-з-замок и ру-у-учки вых-х-ходов!.. – вдруг раздался шипящий женский голос.
Я испуганно вздрогнул: в середине салона стояла та самая стюардесса, что в начале полета так грубо и бесцеремонно лишила мою сумку формы и, похоже, девственности.
– Ос-с-сновные вых-ходы рас-с-сположены сле-е-ева!.. – И стюардесса угловато взмахнула рукой.
Из-за взмаха с ее кисти сорвалась кожа. Пролетев через весь салон, словно резиновая тряпка, кожа липко шлепнулась на лоб одной из пассажирок и противно свисла с ее носа. Через мгновение она слякотно сползла с перепуганного лица пассажирки, и та истошно завопила, начав истерично бить себя по щекам.
– Такж-ж-же вых-ходы с-с-снабжены н-н-надувными тра-а-апами!.. – противно прогнусавила стюардесса.
На ее теле с треском надулись мутные пузыри, натянув ее униформу и обезобразив ее покрасневшее лицо. Затем коротко тренькнуло, звякнула пуговица – и кожа стюардессы лопнула, разлетевшись по всему салону облаком из бесцветных липких лент и капелек. Стюардесса сосредоточенно вытряхнула из промокшей униформы остатки кожного покрова и подняла голову. У нее было лицо Козетты – хмурое, тревожное, с глубокомысленно отвисшей челюстью.
Повисла гнетущая пауза – а затем все пассажиры разом заорали, заглушив своими воплями на разных языках гул турбин.
– Трутень… – прошептал я, с дрожью вставая.
Между тем каштановые волосы стюардессы-трутня жутким париком сползли на пол, и пассажиры завопили еще истошней, увидев ее лысину, на которой тончайшими нитями заколосились новые волосы – раскрашенные под шахматную доску.
– Бла-а-агодарим за внима-а-ание! – зловеще протянула стюардесса-трутень. – А тепе-е-ерь верни-и-ите предполе-е-етные конф-ф-фетки обра-а-атно!
– О-ля-ля! А я в форме та еще штучка! – мгновенно оценила Козетта и схватила свой фотоаппарат. – Вот она – моя долгожданная сенсация! М-м-м! И со мной же на главных ролях!
Я лихорадочно поднял остатки стронгилодона в пакетике и неуверенно наставил их на стюардессу-трутня. Та плаксиво поморщилась и жеманно поправила отросшие волосы – совсем как Козетта. После этого из-под нижней челюсти стюардессы-трутня с противным чавканьем показались мандибулы, а ее глаза выскользнули из орбит, став желтовато-белесыми, словно у сваренной в униформе рыбины.
Толстяк растерянно перевел взгляд на свою бутылку коньяка и обреченно закрыл ею лицо.
– Багет мне в зад… – потрясенно произнесла Козетта, судорожно фотографируя трутня.
– Отойди, «багет»! – Я оттолкнул Козетту и с готовностью выступил в проход. – Если сейчас будет то же, что и у Сагзавы, – разобьемся!..
– Что? Почему? – не поняла Козетта, выходя за мной следом и продолжая снимать.
Стюардесса-трутень раскрыла на щеках жаберные щели, и они характерно затрепетали, распыляя некий токсин. По салону сейчас же пошел удушливый и сладковатый запах меда.