Визионер: Бег за тенью
Шрифт:
«А он молодец, — подумала Соня. — Сразу понял, что ей надо отличаться от всех».
— Какое? — заинтересовалась Полина.
— Скажите, что вы чувствуете, глядя на эту девушку на постаменте?
— Гнев. Ярость. Злость. Несправедливость.
— Нарисуйте это. Не рисуйте девушку. Нарисуйте свои эмоции, чувства. Как хотите, как видите. Сможете?
— Пожалуй, да, — Полина нахмурилась и прикусила губу.
— В выборе средств самовыражения я вас не ограничиваю. Творите. Анисим! Покажи барышне, где у нас краски, уголь,
Тот же растрёпанный бледный студент недовольно принёс Полине плотный фартук, и через минуту она вернулась на своё место, нагруженная тюбиками и кистями.
В аудитории вновь воцарилась тишина. Лишь шелестели карандаши и мягко ступали ботинки Ореста Максимовича, который неспешно переходил от мольберта к мольберту.
* * *
Соня прекрасно понимала, что её собственные художественные способности ниже среднего, так что особенно не старалась. И всё же по истечении часа Ганеман озвучил пару одобрительных эпитетов в адрес её рисунков. В принципе, для каждого ученика у него нашлось благожелательное слово или поощрительный кивок. Преподаватель неумолимо продвигался к самой непредсказуемой ученице.
Там всё это время творилось нечто необъяснимое. Полина то хватала мелки и уголь, то махала кистью, стремительно смешивая цвета. Потом размазывала краски уже пальцами, с сосредоточенным выражением лица. Во все стороны шлёпались капли, сыпалась угольная крошка. Некогда чистый фартук и частично сама Полина были в цветных пятнах. Разобрать, какое изображение там выходит, было невозможно. Соню буквально рвало на части от любопытства.
Орест Максимович дошёл до мольберта барышни Нечаевой и остановился. Вид у преподавателя был задумчивый.
— Что ж, поздравляю, Полина. Вам удалось передать предмет беспредметно.
Заинтересованные ученики столпились вокруг. Соня, само собой, тоже заглянула.
Больше всего произведение напоминало взрыв. Полотно, поделённое вертикально напополам, слева отливало небесной лазурью, справа — непроглядной тьмой. Посередине — вспышка красного, разлетающиеся от центра брызги. Кажется, где-то угадывались глаза. Или зубы?
Картина, безусловно, производила впечатление. Было в ней что-то гипнотическое и немного пугающее. Ученики скупо обменивались мнениями, не решаясь громко и радикально высказывать критику. Желающих стать новой целью буйного нрава барышни не нашлось. Художница выглядела крайне довольной.
— Полина, за той дверью есть умывальник, можете привести себя в порядок, — предложил Ганеман. — Благодарю всех, вы молодцы, жду вас на следующем занятии.
Юноши быстро покинули класс, и Соня осталась одна, если не считать того самого студента-помощника. Анисим, кажется? Он собрал рисунки и карандаши и остановился возле картины Нечаевой. Лицо молодого человека приняло странное выражение. Соня не могла разобрать. Презрение?
Через несколько минут, когда вернулась посвежевшая Полина, преподаватель выглянул из смежного кабинета.
— Мадмуазель Нечаева, вы не могли бы заглянуть на минутку? Можно с подругой, раз уж вы вместе.
Соня вслед за Полиной зашла в небольшой кабинет. Странно, что тут нет ни одной картины. Зато много книг и между ними в шкафу чучело выдры в сарафане. Смешно. И куча фотографий. Миловидная женщина с тёмными волосами — одна и вместе с Орестом Максимовичем.
— Это ваша жена на фото? — поинтересовалась Софья.
— Моя прекрасная Регина. К сожалению, умерла от чахотки два года назад, — Ганеман отвечал, продолжая что-то искать на полках.
— Ох, простите, мне так жаль.
— Это невосполнимая утрата. В отличие от… Слава богу, нашёл, — учитель достал книгу и протянул Полине. — Мне кажется, вас должно заинтересовать. Прислали друзья из Парижа. Уверен, французский вас не смутит. Ваш стиль крайне экзотичен, хотя и не нов. Признаюсь, у нас в училище предпочитают академическую живопись, но лично я не чужд современных тенденций. Может быть, почерпнёте что-то любопытное для себя.
— Спасибо, вы очень любезны.
Полина взяла красочный том, на обложке которого было выведено: «L'innovation dans la peinture»*.
— На этом всё, барышни, не смею больше вас задерживать и жду на следующем занятии.
— Ну как, тебе понравилось? — спросила Соня новую подругу, когда они вышли из здания.
— Было весело, — пожала плечами та. — Академисты, ретрограды, им встряска на пользу. Держу пари, они делают всё, чтобы принимать в училище как можно меньше женщин, хотя по закону права у всех равные. Да у них в самом названии заложено мужское превосходство!
— Где? — удивилась Софья.
— Вот, смотри, — Полина указала на вывеску. — Московское училище живописи, ваяния и зодчества. МУЖВЗ!
Соня не придумала, что возразить против такого железобетонного аргумента.
— А мне показалось, что все были довольно дружелюбны. И преподаватель вроде благосклонный, книгу тебе дал.
— Да, неплохой. Но это всё равно не моё. Хотя я ещё приду, пока не наскучило. А вот Анисим нервный какой-то, заметила?
— Согласна, он странный. Тревожный.
— Тебя подвезти? Я на автомобиле, — Полина звонко хлопнула по капоту красного блестящего «Мерседеса».
— А где твой шоффер? — поразилась Софья.
— Я сама себе и шоффер, и механик.
— Спасибо, но я пешком пройдусь, мне недалеко.
— Тогда чао! Я телефонирую!
С ужасным рёвом автомобиль с подругой умчался вдаль.
— Здравствуй, Соня.
Ой. Как он так незаметно подкрался? По Митиному лицу Софья сразу догадалась, что он всё видел и всё знает. Неловко-то как.