Визит «Джалиты»
Шрифт:
— Вот именно об этом я и хотел вас просить. Этим вы сбережёте для нас и врачей, и санатории.
— Понятно! — Степанов-Грузчик аккуратно уложил список крымских санаториев между страничками своей тетрадки, попрощался и ушёл. Лиловая риска от чернильного карандаша так и осталась на его губах.
ГРЕК В ГОРОДЕ
…Как только грек вышел из санатория, от арки ворот отделился человек в офицерском кителе с пустым рукавом и устремился за ним.
Вынырнув из зарослей можжевельника, дорога вывела на карниз, нависающий над обрывом. Здесь грек остановился. Далеко внизу, в котловине, над голубой полусферой залива ютился типичный крымский городок, сбегающий к морю террасами виноградников и табачных плантаций. Был он пыльный и грязный, весь — глина и булыжник, но на набережной, по обводу бухты, среди привозной субтропической зелени белели античным мрамором и дразнили мавританскими стрельчатыми формами дворцы и особняки.
Грек смотрел на городок, щурясь, потом заморгал покрасневшими веками, казалось, он вот-вот заплачет, но не заплакал, а лишь шмыгнул по-мальчишечьи носом и начал спускаться к городку.
На набережной к греку подошёл пацан с голым пузом. Суконные матросские брюки сползли вниз, а рубашонка, наоборот, задралась кверху, и пуп торчал «винтиком».
— Давно с Туреччины? — поинтересовался голопузый, глядя на феску грека.
— Немножечко недавно.
— А шо привезли? — он приглядывался к саквояжику.
— Кремешки для зажигалки.
— Много?
— Два кило. Хватит?
— На весь Крым.
Голопузый оглушительно свистнул. Грека со всех сторон обступили такие же голопузые.
— Ось воны, — голопузый указал на грека, — торгують оптом, а ось воны, — он указал грязным пальцем на свою голопузую команду, — обеспечивають розничный сбыт.
— А комиссионные?
— Какой процент? — залопотали голопузые.
Сдвинув на глаза феску, грек поскрёб в затылке:
— Я буду подумывать, господа коммерсанты.
Он думал об этих огольцах: от детей из санатория они отличались, как краснокожие от бледнолицых. Эти не пропадут, думал грек, а тех жалко.
— Думайте швыдче, — поторопил предводитель голопузых, — бо времена меняются: скоро будет мировая революция. Большевики отменят усе границы, и конец контрабанде. Шо тогда робить будете?..
— А вы?
— Нам шо? Мы бычков ловим и усики — креветку.
— Вот и мы будем ловить бычков.
На грека посмотрели как на ненормального:
— Тю, скажете! Вы же грек!
— А разве грек только рака ловит? — возразил грек. — Как это… «шёл грек через рек, сунул рук — цапнул рак»?
— Ну-у, вы взрослый.
— А из чего взрослый грек получается? Из маленький греческий пацанчик.
Вдруг все разом обернулись. По набережной, не спеша, сохраняя своё собачье достоинство, шла шотландская овчарка, наверно, самое красивое в городе существо: рыжая с чёрной спиной. В затемнённой витрине турецкой кофейни отразился её изысканный экстерьер. В зубах собака несла детскую плетёную корзиночку.
— Курит, — сказал кто-то.
Грек уставился на пацанов.
— Кто курит?
— Собака. А кто же ещё?
— Собака?!
— Ну да. Она табак покупает.
— Но, может, она хозяину покупает?
— Хозяин как раз не курит.
Грек рассмеялся, ткнул пацана пальцем в прожаренный животик и нырнул в кофейню. Вслед за ним вошёл в кофейню человек в офицерском кителе с пустым рукавом.
СОБАКА, КОТОРАЯ ПОКУПАЛА ТАБАК
Вход в кофейню был задёрнут полосатой шторой, которую ветер забрасывал чуть ли не на крышу, и в дверном проёме светился залив. В шкатулочном нутре кофейни, расписанном турецкими узорами, сидели в основном офицеры. Чашечки и бокалы перед ними то и дело подпрыгивали от грохота проезжающих по набережной телег.
— Уже нашлись предусмотрительные отцы-командиры, — сказал один офицер. — Свозят потихоньку в порт все, что подороже.
В железном ящике мангала томился кофе в закопчённых джезвах. Буфетчик то и дело поглядывал в сторону столика, за которым сидел грек — господин Михалокопулос. Грек, видимо, очень дорожил своим костюмом и, оглядев критически несвежую скатёрку на столике, подтянул повыше рукава обдергайчика, обнажив накрахмаленные манжеты сорочки. В манжетах блеснули дорогие запонки.
Буфетчик подошёл:
— Скатерть сменить?
При этом он рассматривал запонки грека. Это были морские запонки: два рубиново-красных якорька.
— Главное не скатерть, а что на скатерти, — сказал грек.
Буфетчик принёс кофе, маслины, сухарики… И снова уставился на запонки грека: якорьки были выложены по золоту из мелких рубинов. Грек перехватил взгляд:
— Хорош?
— Штучная вещь.
— Фирма плохой не держит. Хорош запонка — хорош товар, хорош товар — хорош клиент.
Человек в офицерском кителе — он устроился за соседним столиком — прислушивался к разговору. Грек стрельнул глазами в его сторону.
— Пардон, — извинился тот, — я лишь хотел обратить внимание — местная достопримечательность. — Он указал на проход между столиками.
Собака которую грек видел на набережной, уже обошла несколько магазинов и вошла в кофейню. В детской корзиночке, которую она держала в зубах, уже лежали кое-какие покупки и деньги. Собака и покупала, и расплачивалась, и получала сдачу.
Кто-то из офицеров протянул руку — погладить её. Собака, слегка ощерившись, вежливо предупредила: не тр-рожь.
— У шотландских овчарок колли мёртвая хватка, — сказал человек с пустым рукавом, — похлеще бульдожьей. Её хозяин завёл специальные стальные клещи: разжимать челюсти.
Кофейня уважительно притихла. А буфетчик как ни в чём не бывало протянул руку к корзиночке, взял её из собачьих зубов и поставил на прилавок. Деньги переложил в кассовый ящичек красного дерева, из застеклённого шкафа вынул пачку «капитанского» табака расфасовки Стамболи в фольге, повертел её в руках и сказал:
— Без бандерольки не возьмёт. Дрессированная, черт.
Офицеры в кофейне дружно засмеялись:
— Не поощряет, значит, контрабанду!
Буфетчик с пачкой в руке ушёл в комнатушку позади стойки. Пока он отсутствовал, однорукий успел переселиться за столик грека: