Визитная карточка флота
Шрифт:
— Вы несправедливы к нему, товарищ капитан третьего ранга, — подал голос Павел Русаков. — Он возглавлял борьбу за независимость, когда на Абиссинию напали итальянские фашисты.
— Воюют короли, а умирают солдаты! — воскликнул посредник. — Это простой народ боролся за свободу, а потом сели ему на хребет местные феодалы.
— Вы по какому случаю ходили в Эфиопию? — снова спросил Исмагилов.
— Газеты надо читать, юноша! На празднование Дня военно-морского флота. В Массаву пришли четыре эсминца: наш, американский, французский и английский, да несколько суданских катеров. Проведен был торжественный выпуск офицеров из военно-морского училища, в котором преподают шведы, потом начался парад. Сначала прошли части эфиопской армии, затем сводная колонна гостей. Лучше всех чеканила шаг, конечно, рота с нашего корабля. Матросы подобрались молодец к молодцу, ногу ставят — земля гудит. Красота! Даже педантичные британцы и те отметили все: и нашу швартовку, и состояние корабля, и выправку парадного расчета. «С русскими приятно шагать в одном строю», — заметил их старший морской начальник.
После завтрака старпом Саркисов провел тренировку вахтенных офицеров.
— Мина с левого борта! — дал вводную он, когда подошла очередь лейтенанта Русакова.
Тот глянул в указанном направлении, увидел черную рогатую корягу, которая и впрямь напоминала плавающую мину. Коряга вскидывалась на волне совсем близко от крейсера.
— Право на борт! — срывающимся голосом выкрикнул он, рванув на себя рукоятки машинного телеграфа, стрелки которого остановились на риске «стоп машина».
Корабль резко накренился, описывая циркуляцию, затем замедлил движение, кладя поклоны на обе стороны. А коряга, ударившись о борт в районе кормового среза, скрылась под кормой.
— Можете петь «Варяга»! — насмешливо поглядел на лейтенанта старший помощник. — Корму нам отхватило по самую стартовую батарею. Кто же в таких случаях ворочает на ветер? Ведь у нас парусность во много раз больше, чем у мины. Да еще застопорили машины, вместо того чтобы дать самый полный. Ведь на большом ходу отжимная волна напрочь отбросит мину, даже если она окажется возле борта. Всем понятна ошибка Русакова? — помедлив, спросил он остальных.
Игорь стоял, опустив голову, багровые пятна выступили у него на щеках и на лбу. Он всегда так предательски краснел, даже шея у него становилась пунцовой.
— Ну ничего, лейтенант, — заметив его смятение, добродушно тронул его за рукав Саркисов. — Первая вводная колом, вторая соколом…
Урманов, стоявший чуть в стороне, был свидетелем инцидента. «Может, и впрямь прав замполит, рановато ему еще доверять стрельбу? — размышлял он. — Первый старт — боевой почин корабля».
Во время обеда по корабельной трансляции выступил мичман Кудинов. Он заверил экипаж, что ракетчики не подведут и поразят цель на предельной дистанции.
«Может, все-таки дать старт первой батарее? — мучился сомнениями командир. — Там опытные специалисты: Кудинов, Шверин… Они подстрахуют Русакова в случае чего…»
После Кудинова обзор комсомольских новостей сделал главный старшина Василий Хлопов. Комсомольский «бог», как его шутливо-уважительно звали на крейсере, рассказал, что операторы боевого информационного центра взяли обязательство, получив исходные данные, выдать ракетчикам координаты цели тютелька в тютельку, а личный состав агрегатных — обеспечить четкую работу механизмов ракетного комплекса.
«Не зря я его переманил на корабль, — мысленно улыбнулся Урманов. Толковый парень, а мог бы загубить себя на извозчичьей работе».
Забавной была первая встреча Павла Русакова с Хлоповым на палубе «Горделивого».
— Здравствуйте, Павел Иванович… виноват, здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга! — вскинул руку к виску Хлопов.
— С дезертирами не знаюсь, — буркнул Русаков.
— Какой же я дезертир? — улыбнулся комсорг. — Дезертиры те, которые с войны бегут, а я, наоборот, на войну убег!
— Ну ладно, как живешь-то? — не выдержал характера Русаков.
— Нормально, Павел Иванович. К морю мне не привыкать, четыре года на подводной лодке оттрубил. А здесь по сравнению с лодкой — благодать. Каюта на двоих с умывальником. Иллюминатор открыл — свежего воздуха взахлеб. На мостике — солнышко припекает, ветерок освежает.
— Ты меня и на «Волге» с ветерком возил. Помнишь небось, сколько раз я тебя от инспекторского гнева спасал?
— Ветерок ветерку рознь, Павел Иванович. Мне больше морской по душе, соленый, запашистый!
Радиограмма с берега все не поступала. Видимо, там решали: быть или не быть зачетной стрельбе. Ближе к вечеру погода приутихла, но по морю продолжали гулять, потряхивая сивыми гривами, крутые пятибалльные волны.
Урманов выкурил с досады почти целую пачку сигарет, когда из рубки доставили на мостик голубоватый бланк.
«Морское и воздушное обеспечение разворачивается. Время „Ч“ 22.00», — прочитал он и мигом повеселел.
— Внимание экипажа, — сказал он в микрофон, как только отгремели колокола громкого боя. — Говорит командир. Получено разрешение на выполнение учебно-боевой задачи. Погода штормовая, качка, рыскание, условия сложные, тем более успех зависит от каждого из нас. От уверенных действий матросов на боевых постах, офицеров на командных пунктах, от меня — вашего командира, от слаженности наших общих действий…
Урманов говорил спокойным тоном, негромко, понимая, что в данном случае командный голос не нужен, без того его слушает каждый. Недаром рядом со словами выдающегося русского адмирала и патриота Степана Осиповича Макарова: «Помни войну!» — во флотские «святцы» вписаны слова советского флотоводца Николая Герасимовича Кузнецова: «Главная должность на флоте — командир!»
— …Прошу всех быть предельно собранными, вспомнить все то, чему мы долгие месяцы учились на тренировках, быть готовыми подстраховать друг друга…
Во всех корабельных помещениях стояла чуткая тишина, нарушаемая лишь шумом работающих механизмов.
Тихо было и на первой стартовой батарее. Русаков слушал командирское обращение, понимая, что прежде всего слова командира адресуются к тем, кому доведется поставить последнюю точку — метким стартом завершить усилия всего экипажа. Лейтенант покосился на спокойно сидящего в кресле возле пульта мичмана Кудинова, перевел взгляд на худощавого и собранного, похожего в своем шлемофоне на космонавта старшину Шкерина, мысленно спрашивая весь расчет: «Справимся, хлопцы? Не подведем?»