Вкус медной проволоки
Шрифт:
Он повернулся и, сгорбившись, побрёл дальше. Его чёрный пиджак от старости и солнца был совсем серым, и только между лопатками оставался маленький кусок невыгоревшей материи - чёрная шестиконечная звезда.
– Тебе занять?
– спросил Котька.
– Мне пора идти, - сказал я.
– К Борьке Утешеву.
– Кормить там будут?
– спросил Вася.
– Я кивнул головой.
– Везёт тебе, - сказал Вася.
– Никогда не был на дне рождения. Не приглашают.
– Пошли вместе, - сказал я.
–
– Брось, - храбро сказал я.
– Скажу, что ты мой друг. А подарка хватит на двоих - полбуханки, считай, отдал. Не подарок, а роскошь. Иди одевайся.
Вася засмеялся.
– Я мигом!
– крикнул он.
Я посмотрел на свои ботинки. Они были в пыли, и я долго мыл ботинки под краном. Потом причёсывался. В большом зеркале отражался клипер. «А вдруг и правда Васю не пустят, - думал я.
– Скажут: привёл без спроса. Да ещё на день рождения... Кто меня только за язык дёргал».
Я вышел на улицу. Вася уже стоял на углу и ждал меня. На нем был песочного цвета немецкий мундир африканского экспедиционного корпуса. Мундир был по колено. И рукава тоже были закатаны чуть ли не до локтя. Над карманом красовались две планки орденских колодок.
– Ну как?
– спросил Вася. На клипер он не обратил никакого внимания.
– Ничего, - сказал я и посмотрел на его ботинки. Ботинки были большими, сороковой размер, не меньше, - Ботинки только помой.
– Боюсь, что она меня выгонит, - сказал Вася, когда на колонке помыл ботинки, - И штанов у меня новых нет.
– Не выгонит, - сказал я, - Пошли.
На дорогу от акаций падали длинные узорчатые тени. Цвели акации в мае. Белые, розовые и жёлтые. Цвели среди развалин, и их запах днём смешивался с запахом нагретого камня.
Цветы белой акации можно было есть. Каждое дерево имело свой вкус, и мы опробовали все деревья, пока не нашли одно, самое вкусное. Сидя на ветвях, мы ели белые сочные лепестки.
– Изверги!
– кричали нам некоторые прохожие, - Что вы красоту портите?
Другие говорили, что цветы акации есть нельзя, потому что в них живут какие-то белые черви. Но нам было на червей плевать. Особенно хороши были цветы после дождя. К вечеру из цветов выливались в рот капли пахучей и сладкой водички, которую мы называли соком.
Мы пошли прямо через кладбище коммунаров, где был похоронен лейтенант Шмидт и его помощники, расстрелянные на острове Березань. И среди них был Сергей Частник, именем которого называлась наша улица. Пересекли сквер, где но время первой обороны находился Пятый бастион, и вышли на Пироговку.
В Борькином доме мы поднялись на третий этаж, и я громко постучал в крашеную деревянную дверь. Послышались шаги, и сердце моё сжалось, Я протянул Васе клипер.
– Держи.
Открыла нам Борькина мать. Отступать было поздно.
Это мой друг Вася, - сказал я.
– Он круглый сирота.
Вася стоял красный и смотрел в пол.
– Заходи, Вася, - сказала Борькина мать.
Из комнаты слышались звуки «Розамунды». Дверь отворилась, и показался Борька. Он был в белой рубашке и в пионерском галстуке. Увидев клипер, он свистнул от удивления.
– Ого! Вот это фрегат.
– Боря!
– мать укоризненно посмотрела на сына.
– Кто это свистит в комнате?
Борька вертел подарок в руках.
– Ну, фрегат!
– Клипер, - сказал я.
– Ну, клипер! Жаль только, что пушек нет.
– Сделаем, - сказал я шёпотом.
– Как самопалы. Медная трубка, дырочку напильником, набьём порохом, дробинку, запал, такой морской бой будет, ахнешь!
– А если взорвётся?
– сказал Борька и побледнел.
– Знаешь, он и без пушек хорош.
– Твоё дело, - я пожал плечами.
Мы вошли в комнату. С одной стороны дивана сидели две девочки, с другой толстощёкий мальчик. Какой-то «мясокомбинат» в курточке.
– Здравствуйте, - сказал Вася и поклонился. Девочки захихикали.
– Вы такой заслуженный, - сказала одна с розовым бантом - У вас столько орденов.
– Чего ты кланяешься этим дурам?!
– шепнул я ему на ухо. Вася стоял красный и улыбался. Нашёл кому улыбаться. Воображулям каким-то.
– Вот это корвет!
– сказал «мясокомбинат».
– Дай подержать.
– Сломаешь, - сказал Борька.
– Витя, - сказал «мясокомбинат» и протянул мне руку.
– А на каком фронте вы воевали?
– не унималась зануда.
– У нас у всех есть, - сказал Вася, - Игорь, скажи им.
– Да, - сказал я.
– У всех.
Мы и правда все носили орденские колодки.
– Ах, ах, ах, - сказала зануда.
Витя прыснул. Я посмотрел на него. Витя перестал ухмыляться. Вторая девочка тоже не смеялась. У неё были большие серые глаза и косы. Я посмотрел на свои старые брюки и на ботинки, добела сбитые каучуковым мячом, и разозлился на себя. И у Вити, и у Борьки были чёрные блестящие ботинки и брючки из чёрного офицерского сукна. Засунув руки в карманы, я отошёл к книжному шкафу и стал рассматривать корешки книг.
Я любил книги. Раз в неделю я приходил в детскую городскую библиотеку на Приморский бульвар и клеил там старые книги. Книг было очень мало, так мало, что вся библиотека помещалась в будке киномеханика. Старая сгорбленная библиотекарша ставила передо мной стопку потрепанных книг, которые приходилось собирать по страничкам, клей, ножницы, бумагу, и часа два я клеил их, внимательно и осторожно.
Зато после я мог брать на полке любую книгу - и «Графа Монте-Кристо», и «Королеву Марго», и «Всадника без головы» - как раз те, которые выдавали далеко не каждому.