Вкус медной проволоки
Шрифт:
Я сделал круг и поехал обратно. Попробовал без рук, но чуть не влетел в стену. В последнюю секунду я вывернул, задев стенку рулём. Руль был немецкий - перекидной. Его можно было поставить, как на гоночном, рукоятками вниз, а можно было наоборот. Но за рукоятки никто не держался, разве только девчонки. Руки надо было держать у самой рамы. Рама была нашей, от «Украинки». Рама и переднее колесо. Заднее колесо было немецким, чуть поменьше нашего. А крыльев не было вовсе. И багажника тоже.
«А, достанем!» -
Он склонился над своим поставленным на попа полувзрослым велосипедом с одной педалью. Второй педали у велосипеда не было, даже шатуна не было.
Именно на этом велосипеде все наши мальчишки и научились кататься. С одной педалью тоже можно было кататься, а сам Вовка ездил даже без рук.
Проехать на Вовкином велосипеде до стадиона и обратно стоило двадцать копеек. По десять копеек два квартала.
– Кто хочет без рук, - говорил Вовка, - пусть платит по тридцать копеек.
Кататься можно было и в долг. Но только три ездки. На большее Вовка не соглашался.
Деньги он собирал на новый велосипед.
– А-а...
– увидел он меня.
– Ты, значит, купил этот драндулет.
– У тебя у самого драндулет, - сказал я.
– Даже еще хуже... Калека, одним словом.
– Это еще какая калека?!
– закричал он.
– Какая еще калека, я тебя опрашиваю?
– Обыкновенная, - сказал я.
– С одной педалью.
– Зато ход какой! Тебе и не снилось.
– Брось, - сказал я.
– Расхвастался!
Вовка рывком поднял и перевернул свой велосипед.
– Кто кого до угла!
Мы помчались. Пока я набирал скорость, Вовка вырвался вперёд метров на двадцать. Пригнувшись к рулю и поставив левую ногу на раму, он быстро крутил правой ногой, отчего казалось, что он непрерывно лягается. Или отбивается от собак, которые его хватали за пятки. Я чуть не расхохотался, глядя на его старания. Анекдот, да и только, вроде чечётки одноногого деда Тараса, утильщика. Тот, как выпьет, так всегда на базаре цыганочку танцует.
И всё-таки до угла он домчался раньше меня, хотя я его уже почти догнал, и при этом у меня была такая скорость, что я даже не сразу рискнул тормозить и промчался мимо Вовки.
– Ну что?
– крикнул он.
– Съел?
– Если бы я не сделал...
– сказал я задыхаясь, - Если бы я не прокатился до крепости и обратно, я бы тебя обставил.
– Держи карман шире!
Я слез с велосипеда и поставил его к стене.
– Сколько дал?
– спросил он.
– Триста, - сказал я.
– Ого! Три буханки хлеба на базаре, - присвистнул Вовка.
– Мне он предлагал за двести. Нашёл дурака! .. Хе-хе-хе! Мой двести стоит, а то и больше. Сразу отвязался.
Я вспомнил, как мама смотрела на меня после покупки. Мне стало обидно. Вовке предлагал за двести, а мы отдали триста, да еще сало.
– Брось, - сказал Вовка, - машинка и вправду хорошая. Надо только купить камеры. Новая камера на толкучке - полсотни. За полсотни можно купить и две латаных, если не больше пяти латок на камере. Если больше пяти латок, то уже пятнадцать рублей стоит. Понял? Купишь камеры - ход будет вот такой!
– И он показал мне большой палец.
«Где достать деньги?» - подумал я. Из головы не выходило мамино лицо, когда она протягивала сало.
«Вот, возьмите вместо денег, если хотите».
– И вздохнула.
– Где достать деньги?
– сказал я.
– Даже если по пятнадцать, это уже тридцать.
Вовка засмеялся.
– Чудак! Каждый рейс - двадцать копеек. Я вон себе новые камеры поставил: на переднем две латки, на заднем только одна. Понял?
Я кивнул головой. Пять мальчишек за вечер - это уже рубль. Через пятнадцать дней - одна камера, через месяц - две.
Котька прибежал ко мне через час. Сначала он свистнул - два коротких, один длинный, но, не дождавшись ответа, отворил калитку и заглянул во двор.
– Ну, машинка!
– заорал он.
– Мать купила, да?
Он присел и покрутил рукой педали.
– Блеск! Прокачусь?
– Гони до стадиона и обратно, - сказал я.
Котька побежал, толкая велосипед перед собой, и с ходу впрыгнул в седло. Высоко задрав нос, он покатил к стадиону.
– Отличный ход, - сказал он, вернувшись.
– Еще можно?
– Котька улыбнулся. Он был рад до чёртиков.
– Нет, Котька, - сказал я, - гони двадцать копеек, тогда поезжай еще раз.
Котька удивлённо посмотрел на меня. Он думал, что я шучу.
– Серьёзно, - сказал я.
– Надо собрать деньги на камеры. Ты видишь, какой ход... Здесь же противогазные трубки!
– Противогазные трубки, - повторил Котька. Он сразу стал грустным.
– Сейчас я принесу тебе двадцать копеек. Для Дорофея собирал.
Котька вернулся и сунул мне двадцать копеек. Они были тёплыми и чуть мокрыми. Он их сжимал в кулаке, когда нёс.
Котька поехал к стадиону, а я сел на углу на розовое крыльцо.
Котька вернулся и прислонил велосипед к крыльцу. Он сел рядом. На его лбу блестели капельки пота, он стирал их рукой.
– Говорят, скоро будет солнечное затмение, - сказал он.
– Станет темно, как ночью. Надо стёкла коптить.
Велосипед стоял внизу и ждал пассажиров. Уже стемнело, а желающих покататься все не было.
– Интересно, отчего пушка бьёт, когда солнце закатится?
– опросил Котька.
Я пожал плечами. Мне было не до пушки. Я ждал пассажиров. Наконец, хлопнула калитка напротив. Подошёл Вовка Жереб.