Вкус вишнёвой лжи. Книга 2
Шрифт:
Краем глаза вижу, как она прислоняется плечом к косяку.
— Знаю, — бурчу, стараясь не смотреть на девушку.
— И ты не отдашь их, — не вопрос.
Отвечаю не сразу. Думаю. Представляю, во что превратится наша жизнь, если на нас начнут охотиться папарацци: Ире точно не понравится такое пристальное внимание, особенно перед выпускным. Ольханская обидится, нет, она взбесится. И вымаливать у неё прощение придётся вечность.
Наверное, лучше согласиться на условия Элли, переступить через свою гордость и отдать сраные акции брата. Артём
А потом я вспоминаю тот проклятый вечер, когда я узнал об измене своей любимой подружки, и ненависть возвращается.
— Не отдам.
Ира молчит. Я жду, что она начнёт ругаться, мол, какого чёрта, подумай о том, чем это всё закончится и бла-бла-бла, но Ольханская этого не делает.
— Отвези меня домой, — спокойно просит девушка.
Удивлённо вскидываю голову, но Ира уже скрывается из виду. Она возвращается обратно в комнату, чтобы переодеться.
Чёрт!
Смахиваю со стало бутылку с «Колой» — та падает на пол и катится в сторону стола.
Ну, вот и поговорили…
Ложь 28. Ира
«Да и я верю, но вот мой опыт гласит: соль жизни в том, что все хотят тебя надуть!» (Сергей Чичин. Гнев генерала Панка)
Elvira T — Зараза
Ложь 28. Ира
Я смотрю на удаляющийся дом в боковое зеркало машины, пока тот не исчезает за поворотом как оставленная верная собака. Спокойное тёмное озеро, обрамленное со всех сторон густым лесом, провожает нас мрачной неизведанной глубиной, до краёв переполненной одиночеством. Я смотрю в окно, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, и даже никак не комментирую грубое вождение Стаса.
Мысли вертятся вокруг Элли, события прокручиваются в голове снова и снова, пока мы не добираемся до трассы и не направляемся в сторону Москвы. Скворецкий что-то говорит, но я его не слушаю. Уже несколько минут он негодует по поводу Макеевой, а я всё никак не могу избавиться от картинок: вот она выходит из авто, смотрит на меня снизу-вверх, не улыбается. И время замирает до тех пор, пока Элли не отворачивается и не направляется к дверям.
Спешу к лестнице вслед за Стасом, но не спускаюсь. Я будто под водой: тело не слушается, мысли в хаосе, неописуемый страх сковывает мышцы и сознание. А потом Элли смотрит прямо на меня поверх плеча Стаса, и я машинально прячусь.
Они спорят: акции, ребёнок, Артём, а я стою на лестничном пролёте, прислонившись спиной к стене, и отчаянно пытаюсь заставить себя не спускаться вниз.
— …приехала, блять, без приглашения…это она специально так сделала. Жопой чую, что-то задумала, — обрывистые фразы Стаса добираются до меня сквозь плотный туман мыслей, и в какой-то момент я отвлекаюсь на них, возвращаясь в реальность. — Сначала мама со своими акциями, теперь это. Что за хрень? Акции ей подавай… Курва.
— Хватит, — спокойно прошу я, еле сдерживаясь, чтобы не повысить
— Что хватит?! — не унимается Стас. — Это были наши выходные. Она прекрасно знала, что я здесь с тобой. Думаешь, просто так заявилась?
Нас неожиданно подрезают, и парень давит по тормозам. Меня бросает вперёд, и ремень безопасности вонзается в лёгкие так сильно, что перехватывает дыхание. Стас громко матерится.
— И что теперь? — не выдерживаю, чуть повышая голос. — Приехала и приехала. Это же Элли, она любит всё портить. Просто отдай ей эти сраные акции, проблем будет меньше.
Он молчит. Я прекрасно понимаю, что переступить через гордость ему будет слишком сложно, особенно после всего, что с ним сделала Макеева, но черт! Как он не понимает! Если все узнают про нас, такое начнётся!
— Ты знаешь, сколько будет проблем, если в СМИ просочится информация, — настаиваю я.
— Знаю.
— Так что нужно…
— Ир, я сам с этим разберусь, ладно?! — перебивает меня парень. — Оставь это мне.
«Знаю я, как ты разберёшься», — так и хочется сказать, но я молчу.
Настроение испорчено, несмотря на прекрасный вечер и незабываемое утреннее пробуждение. Говорить больше не о чем, спорить не хочется. Дорога по пробкам кажется бесконечной — всё это время мы молчим, погружаясь в плотную неприятную массу напряжения, и даже, когда останавливаемся возле моего дома, какое-то время сидим в тишине.
— Я позвоню, — наконец-то говорит Стас. — Ладно?
— Ага, — устало улыбаюсь.
Беру его за руку, переплетая наши пальцы: не хочется, чтобы наше расставание оставило неприятный осадок на весь оставшийся день. Всё-таки никто из нас не виноват, что Элли решила заявиться прямо на нашу «вечеринку».
Стас неожиданно высвобождает свою руку и берёт меня за щёки.
— Я люблю тебя, — словно это последнее, что он может сделать, чтобы сохранить всё. — Никто этого не отнимет.
Впервые за последние часы во мне разливается тепло.
— Я знаю, — трусь щукой о его ладонь.
Парень целует меня, растягивая момент, а потом отстраняется.
Не говоря ни слова, я выбираюсь из машины, жду, когда Стас отъедет, и только после этого направляюсь к дому. Вот и мои любимые трущобы… Подъезд, старый лифт, исписанные гадостями стены. Дверь в квартиру.
Внутри тепло и пахнет кофе — это первое, на что я обращаю внимание, когда переступаю порог. Наверное, папа заглянул проверить бабулю, ведь только он в этой квартире пьёт кофе.
Разуваюсь, вешаю куртку на крючок, бросаю на пол рюкзак, а затем решительно прохожу на кухню: это любимое место обитания отца. Но за столом я его не нахожу: полупустая кружка, тарелка с крошками от бутербродов. Странно. Может, у бабушки в комнате?
Но и там тоже пусто. Бабуля как обычно смотрит ящик, укутанная в сто пледов, и ни одного признака присутствия отца. Осматриваю коридор: тёплые кроссы запрятаны в самый угол, и я не сразу их замечаю. Странно, папа носит только ботинки.