Вкус вишнёвой лжи. Книга 2
Шрифт:
Папа недолго молчит, обдумывая мои слова. Что-то внимательно рассматривает в ноуте, видимо, думая, что таким образом у него получится увильнуть от разговора. А вот и нет. Сам начал, пусть расхлёбывает. Я так просто не отступаю.
— Кстати, было бы неплохо, если бы вы пообщались в нормальной обстановке, — замечаю я.
— В нормальной? — тут же усмехается отец. — То есть, наше общение в участке, когда он в наручниках обещает не раскатывать по городу в нетрезвом состоянии, не прокатит?
Закатываю глаза. Ну, вот
— Между прочим, в этом году его ни разу не вязали.
— Но это не значит, что он не ездит бухим…
— Па-а-ап!
Поднимает руки, мол, ладно, сдаюсь. Снова утыкается в ноутбук. Видимо, затрагивать тему нормального общения моего отца и Скворецкого бессмысленно. Вряд ли они поладят, после всего, что между ними произошло.
— Если ты пойдешь на выпускной, то я соглашусь встретиться с твоим… парнем, — неохотно говорит папа.
Что? Серьёзно, блин? Что за херня? Я не настолько сильно хочу их примирения, чтобы тащиться на дебильный выпускной. Нет уж. Лучше пусть всё остаётся как есть.
— Ты же прекрасно знаешь мой ответ, — бурчу.
— Как хочешь.
И мы замолкаем, оставляя в покое разговор о беспризорнике Стасе, глупом празднике и, скорее всего, закончившейся бы прискорбно встрече моего парня и папочки.
Вот только, почему у меня кошки на душе скребутся? Блин…
— Ладно! — злюсь. — Если вы встретитесь и нормально пообщаетесь без скандалов и твоих шуточек, я пойду на этот сраный выпускной.
Папа улыбается, довольный победой, а я, пыхтя и раздражаясь, возвращаюсь к биологии. Чертов манипулятор…
Ложь 31. Стас
«Путь истинной любви… Знаешь, это величайший из обманов». Белый воротничок (White Collar)
The Clash — Should I Stay or Should I Go Remastered
Ложь 31. Стас
«Повзрослей».
Вот, что мне сказал брат, прежде чем покинуть квартиру Назарова и исчезнуть в преисподней. Больше я его не видел. Ни в морге, ни на похоронах. В глубине души я до сих пор верю в то, что Артём просто на просто сбежал. Оставил все проблемы на мою голову и свалил за границу. Лежит сейчас где-нибудь на пляже, попивает коктейль, нежится на солнышке…
Но единственное место, где брат может нежиться, — в гробу под плотным слоем земли.
Повзрослей, Стас. Перестань думать только о себе.
И почему это так сильно злит?
Особенно в момент, когда охрана тщательно обыскивает квартиру Артёма, пытаясь отыскать его акции. Не мои, с теми Олег, слава Богу, разобрался. Но вот сраные бумаги брата, которые так сильно хочет заполучить Макеева, как сквозь землю провалились. Их нет ни в ячейках банка, ни в сейфах, мать тоже про них ничего не слышала, но я то прекрасно знаю,
Идеальная квартира брата превращается в настоящий хаос. Смотреть на перевернутую вверх дном спальню невозможно — я ухожу на кухню, выхожу на балкон. Сегодня тепло: солнце припекает, но прохладный весенний ветер всё равно заставляет ежиться. Осмотрев шумный город уставшим взглядом, достаю из кармана пиджака сигареты и прикуриваю.
Что я здесь делаю? Обыскиваю квартиру покойного брата, в надежде отыскать его акции, чтобы в конечном итоге переписать их на Макееву. Точнее, на её ребёнка. Следовательно, Элли как мать сможет распоряжаться долей компании, пока её… Кому? Сыну? Дочке? Не важно. Пока ребёнку не исполнится восемнадцать.
Мне не нравится такой расклад, но я много думал и решил, что Ирка для меня сейчас важнее каких-то бумажек, да и проблем не оберешься с этими СМИ. Пока рано для огласки наших отношений, так что в этот раз Элли победила.
Вот только проблема всё равно остаётся: куда, мать его, Тёма дел свои акции?
В депозитарии он точно ничего не хранил, мы сто пятьсот раз перепроверили его электронные счета. Значит, остаётся лишь вариант с бумажными акциями. Но хрен знает, возможно ли вообще такое…
Сплошной геморрой.
Сигарету докурить не успеваю, звонит телефон. Как же не вовремя. И угадайте, кто это? Макеева. Опять начнёт выносить мозг «отдай мне обещанные акции, мне нечем кормить ребенка». Яжмать сраная.
Сплёвываю с балкона.
— Алло.
— Привет, Стасик, — слащаво тянет блондинка. Закатываю глаза, пытаясь воздержаться от глубокого усталого вздоха. — Как поживают мои акции?
Тварь. Засунуть бы тебе их по самый локоть в задницу.
— Акции брата всё ещё неизвестно где, — говорю сквозь зубы. — Я тебе уже сто раз объяснял, получишь их, как только они найдутся.
— Так ищи быстрее! — злится.
А секунду назад готова была сраться радугой. Тоже мне.
— Если ты меня обманываешь, Скворецкий, я тебя в порошок сотру, — продолжает негодовать. — Как вообще могли пропасть акции? Они должны числиться в этих, как его… ну… — давай, рожай, тупица. — Короче, в банке!
Дура. Какой банк? Они в депозитарии хранятся.
— Если только они не в бумажном виде, — передразниваю. — Курица. Я же сказал, найду, получишь их. У меня как будто других дел нет, как твоей задницей заниматься. Пока. И не звони мне больше, сам тебя наберу!
Уже чувствую, как Макеева готова плеваться кислотой и ненавистью, поэтому сбрасываю вызов. Отлично, одной проблемой меньше.
Мне вот только скандала с бывшей не хватает для полного счастья. А ведь, когда мы встречались, она такой мимимишной была, прям до блевоты. А я ещё поддакивал ей. Как вспомню, так блевать хочется. Упаси Боже, ещё раз с ней связаться.