Вкус заката
Шрифт:
Генетики, кстати, не считают невероятной версию о том, что природа, точно конвейер, то и дело выдает более или менее точные копии одного и того же человека.
Ученые говорят, что поразительное сходство между посторонними людьми может объясняться тем, что на самом деле они вовсе не чужие. Простой математический анализ показывает, что любой человек, оставивший потомство, через несколько поколений становится предком сотен кровных родственников. Через тридцать поколений такая семейка включает почти миллион человек! А ведь все эти близкородственные связи формируются на основе передачи генетического материала. Конечно, гены перемешиваются подобно тому, как тасуются карты в колоде, но иногда выпадают и одинаковые карты. Это не выдумка, это теория вероятностей. Так что случаи поразительного сходства не исключение, а правило генетики.
Что гораздо интереснее, у генетических двойников не только внешность одинаковая. У них также похожи характер, темперамент и даже судьба.
– Да не приведи бог! – поежилась я.
И запотевшее зеркало на стене, разделяющей два гостиничных номера, вдруг показалось мне прорубью, из которой ощутимо потянуло холодом.
Я вернулась в номер и, торопливо натягивая джинсы и свитер, думала о женщинах с бровями оригинального рисунка «квадратный корень». Возраст у них разный, это несомненно. Зато лицо одинаковое. А как насчет судьбы?
Ну-ка, подумаем… Марина улетела в Ниццу с мужчиной, который много старше, чем она. А Герофила была тут с любовником, о возрасте которого ничего нельзя сказать наверняка, но до старческой немощности он еще точно не дожил.
– Я вижу уже три совпадения: Ницца, тайная связь и большая разница в возрасте с любовником! – быстро и безрадостно подсчитал мой внутренний голос.
Я бы предпочла найти побольше расхождений, а не совпадений. Мне не хотелось думать, что Марине грозит в той или иной степени повторить трагическую судьбу ее двойника – Герофилы. Умереть в объятиях любимого человека – это, возможно, гораздо лучшая участь, нежели неприкаянная смерть в одиночестве, но славной восемнадцатилетней девушке вообще незачем торопиться на тот свет!
Я достала фотографию покойной старухи и вновь внимательно рассмотрела ее, стараясь найти еще какие-то различия между этим лицом и тем, что я видела на снимке, оставленном мне матерью Марины. Понятно, что тут мертвая старуха, а там живая девушка, но, может, есть что-то еще?
– Ну конечно! У них волосы разные! – внезапно воскликнул мой внутренний голос.
– Действительно, волосы! – повторила я, не имея в виду очевидную разницу в цвете волос двух женщин.
У Герофилы они были довольно короткие, до середины шеи. Вероятно, задорную асимметричную стрижку с неровными прядями старушка сделала для того, чтобы казаться моложе. У Марины же волосы были длинные, ниже плеч, очень красивые и ухоженные.
Я крепко задумалась о том, важно ли это, и не услышала деликатного стука в дверь. А горничная Мари, не услышав ответа, открыла дверь своим ключом.
Я увидела величественно вдвигающийся в номер пышный зад, увенчанный белым бантом крахмального фартука, и энергично натянула свитер, в рукавах которого надолго застряла на время раздумий. При этом фотография, которую я уронила на кровать, спорхнула на пол.
Вслед за горничной в номер въехала дребезжащая двухэтажная тележка, в нижнем ярусе нагруженная чистящими средствами и приспособлениями для уборки, а в верхнем – полотенцами. Я попятилась, освобождая место для горничной с ее обозом, дощатый пол под моими ногами скрипнул, и Мари обернулась на звук:
– О! Пардон, мадам! Я думала, номер пуст!
– Все в порядке, Мари, я уже ухожу! – успокоила ее я, собирая в охапку разбросанные по полу вещички.
Чулок, болтавшийся на торшере, сквозняком отнесло на ковер. Мы с Мари нагнулись за ним одновременно, но я оказалась проворнее. Пышнотелая горничная застыла в некомфортной позе с согнутой спиной и опущенной рукой, точно в глубоком поклоне. Я было подумала, что бедняжку прихватило радикулитом, но тут Мари плачущим голосом воскликнула:
– О господи! Откуда тут ЭТО?!
– Что? – Я тоже наклонилась и заглянула под кровать.
Судя по тону Мари, там могла лежать динамитная шашка или гремучая змея!
Но нет, «это» оказалось всего лишь снимком мертвой Герофилы. Я виновато подумала, что такая фотография и вправду может напугать чувствительную даму, а потом вдруг вспомнила, что горничной это шокирующее зрелище не в новинку. Ведь именно Мари нашла тело в соседнем номере!
– Это она? – подняв фотографию и разогнувшись, спросила горничная. – Наша Герофила?
Она перевела взгляд с фотографии на меня, и я пожала плечами:
– Вам виднее!
– У нашей были длинные волосы! – с важностью и какой-то странной гордостью сообщила Мари, возвращая мне фото. – Они стекали с подушки, как серебряная волна!
– Серьезно? – Я снова пожала плечами, спрятала снимок и повесила сумку на плечо.
Мари посторонилась и пропустила меня.
Ожидая в коридоре неторопливый лифт, я слышала, как горничная в моем номере мелодичным басом напевает что-то из Бизе. Кажется, «сердце красавицы склонно к измене».
– И к перемене! Как ветер в мае! – машинально подпела я.
На улице был март, но тоже ветреный. Я пожалела, что не оделась теплее, и подумала, что после завтрака надо будет вернуться в номер за плащом.
Кондитерская на другой стороне улицы манила меня теплым светом уютной лампы на столе, покрытом плюшевой скатертью, и ароматами кофе и ванили. Сквозь стекло я увидела знакомую парочку, а толкнув дверь, сразу же услышала заливистый и звонкий собачий лай.
– Анюта! – с трудом перекрикивая беснующуюся Зизи, позвала меня Софья Пална.
– Да, барыня, я тута, – пробормотала я, вспомнив какую-то дурацкую самодеятельную пьеску.
На сей раз капризная собачонка облаивала вовсе не меня. Гневно барабаня лапками по стулу и тряся головой, Зизи таращилась на мужчину, невозмутимо завтракающего за столиком на двоих в противоположном углу зала.
Я посмотрела на предмет собачьей нелюбви – это был Павел. При виде меня он встал, обошел стол и отодвинул свободный стул, явно приглашая меня присоединиться.
– Анюта! – настойчиво повторила Софья Пална.