Владимир Ост
Шрифт:
Владимир сунул сигарету в рот, в поисках зажигалки стал обшаривать карманы джинсов и неожиданно вынул из заднего кармана пятидесятидолларовую купюру. На лице его выразилось полное недоумение. За книги на Арбате он выручил рубли. Значит, это вчерашние деньги, которые он считал пропавшими. Но откуда они?! И он мгновенно вспомнил, откуда: придя пьяным домой, он положил семьдесят долларов на трюмо – матери (Да-да, вот как все было!), и пятьдесят долларов – в карман джинсов, специально, чтобы назавтра не забыть их…
– Нашлись деньги! – сказал он Хлобыстину, показывая
– Ну видишь? – ответил Григорий. – Я ж тебе говорю: менты честные попались.
Когда Осташов и Хлобыстин подошли к компании сослуживцев, была уже развернута на траве целлофановая клеенка, и были уже расставлены на ней одноразовые тарелки и прозрачные пластмассовые стаканы. Женщины заканчивали нарезать хлеб, сыр-колбасу, огурцы-помидоры. Мужчины открывали бутылки пива, но в стаканчики не наливали, а просто расставляли по скатерке.
– Глянь, – тихо сказал Владимиру Григорий. – Этот Мухин, кроме пива, ничего не закупил. Он точно долбанутый. На всю голову.
– Опоздавшие, – обратился к Осташову и Хлобыстину Александр Мухин, – садитесь, сейчас начинаем.
Начальник отдела сидел на траве во главе длинного «стола», между двумя женщинами, одна и которых была замухрышкой, вторая же – на нее Владимир сразу обратил внимание – яркой, отлично сложенной брюнеткой, лет около тридцати. Это была Галина – уже знакомая читателю (но не Осташову) жена Букорева.
Приятели уселись на свободное место, напротив Мухина. Рядом с Осташовым как нарочно оказалась его соседка по офисному столу Ия.
– Мы с тобой всегда на Камчатке – и на работе, и на отдыхе, – манерно сказала Ия, поглаживая конский хвост волос на своем плече и поправляя большой бант на затылке. – И все время мы с тобой вместе.
Осташов прокашлялся и, отвернувшись, возвел глаза к небу.
– Основное правило, – сказал Хлобыстин. – Подальше от начальства, поближе к кухарке.
– Сам ты кухарка, нахалюга, – Ия надула губки.
Тут Мухин постучал ножом по бутылке, призывая всех к вниманию, встал со стаканом в руке и пустился говорить первый тост. Это была здравица гендиректору фирмы.
– Нет, ну одно только пиво, бубенть, – вполголоса сказал Хлобыстин. – И это называется – накрыли поляну. Хорошо, что мы с собой взяли. А, Вов?
Григорий налил водку Осташову и себе.
– А мне? – сказала Ия.
Хлобыстин налил и ей.
– Сразу видно: наш человек, – сказал он и толкнул плечом Владимира. – Володь, давай-ка, местами поменяемся, а то мне не с руки будет даму через тебя… хм… обслуживать.
Осташов с готовностью пересел на место Хлобыстина, который, едва обосновавшись рядом с Ией, обнял ее за талию и сказал:
– Радость моя, не ставь стакан, прольешь. Володь, ну, поехали, по-тихому. Этот Мухин будет балаболить еще полчаса. Вот работенка у человека: рот закрыл – рабочее место убрал. Первый тост предлагаю – за встречу.
Все трое, не поднимая высоко рук, соединили стаканчики, выпили и с аппетитом принялись есть.
Начальник отдела, меж тем, долго и вычурно превозносил успехи фирмы, и когда уже не только троица в противоположном от него конце стола, но и все собравшиеся, не вытерпев, выпили по первому стаканчику, и более того, уже готовы были чокнуться второй порцией (пили кто во что горазд, кто – пиво со стола, кто – водку и вино, принесенные с собой), – только тогда Мухин наконец произнес:
– И чтобы быть немногословным, давайте еще раз пожелаем здоровья Константину Ивановичу, его с нами нет, но я хотел бы представить вам…
Тут брюнетка, сидевшая рядом с Мухиным, принялась настойчиво дергать его за штанину. Начальник отдела нагнулся, она шепнула ему что-то на ухо, и начальник отдела, смешавшись, сказал:
– Э… на чем я остановился?
– Хотели нам кого-то представить, – подсказал кто-то из сидящих.
– Нет, не хотел представить… То есть, да, я хотел бы представить, что Константин Иванович вместе с нами, но, к сожалению, как я уже сказал, дела не позволили ему приехать. Вот так, кто-то отдыхает, а кто-то вместо вас работает. В общем, официальное открытие тим-билдинга будем считать законченным! Теперь можно общаться по интересам. Но… не забывая, что все это – в целях повышения производительности труда.
Застолье двинулось своим чередом. Сначала компания была единой, сотрудники перекидывались шутками из конца в конец стола, а затем, после пятого-шестого тоста, как это обычно бывает, наступила вторая фаза, и общая беседа распалась на отдельные разговоры.
Осташов все это время пил мало, налегал на закуску и стрелял глазами по женским лицам. К его огорчению, очень быстро стало очевидным, что почти все примеченные им с платформы девицы уже разобраны другими кавалерами. Причем, было заметно, что произошло это не сейчас – просто в расковывающей обстановке пикника открылись взаимные симпатии, которые в офисе явственно не выражались.
На вульгарно-томную Ию Осташов внимания не обращал. Она огорчалась, но недолго. Ия угощалась водкой наравне с Хлобыстиным. Вскоре они с Григорием уже через раз пили на брудершафт с поцелуями. И после каждого очередного тоста поцелуи становились все продолжительнее. Когда Ия встала («Мне надо в лесок на минутку отойти»), Григорий погладил ее по попе, по ногам, и она не отстранилась, не назвала его нахалюгой, а сказала лишь:
– Вы тут без меня все не выпивайте, я быстро.
Владимир порадовался в душе за приятеля, который, не требуя от судьбы изысков, просто брал, что в руки шло.
Еще раз оглядев всех симпатичных молодых особ, Осташов остановил свой взор на Русановой – похоже, она была свободна.
Анна увлеченно беседовала с Пелехацкой. Лишь один раз пристальный взгляд Владимира дождался ее ответного взгляда, но она сощурилась, как сощуривается человек угадавший чей-то коварный замысел, и тут же состроила ему рожицу – выкатила глаза и показала язык, словно говоря: «Что уставился? Отвяжись!» Осташова это задело: сделано все было не озорно, не шуточно, а очень всерьез, ровно так, будто Владимир давно навязывается со своими чувствами и до смерти надоел ей.