Владычица Хан-Гилена
Шрифт:
В ней проснулся демон, и никакими силами его было не унять. Он заставил ее произнести: — С Илариосом у нас не было ничего похожего. Мирейн не двинулся, словно король, изваянный в камне.
— Он очень нежный. Он согревает мое тело. Но это… Неудивительно, что у тебя было так мало женщин. — Я такой отвратительный?
Она прошла через стену, а может быть, и через две. Голос его зазвучал низко и почти грубо, лицо стало пугающим. И все же Элиан громко засмеялась.
— О небо, нет! Но если твой поцелуй может свести с ума твою собственную сестру, что же будет, если ты решишься на большее? Должно быть, на свете существует очень
— А-а, — протянул он, и Элиан чуть не ударила его. А он неприятно засмеялся. — Бедный принц! У него нет силы, чтобы защититься. Будьте осторожны, госпожа: большинство смертных нам не подходит.
— Но я не дочь бога! — Элиан встала на колени. — Он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Чтобы я уехала с ним и стала его императрицей. — А ты согласна?
Сталь. Сталь и королевский отказ сказать слово, всего одно слово, кроме тех, которые приличествуют брату.
— Я не знаю! — выпалила Элиан в ответ. И опустилась на пятки. Ибо это было совсем не то, что она хотела сказать.
— Я люблю его, — произнесла она. Маска не дрогнула. Веки опустились на черные глаза. — Люблю, — повторила Элиан. — Его невозможно не любить. Он такой великолепный, сильный и нежный, веселый и мудрый, царственный и прекрасный. В нем все совершенно. И он до безумия любит меня. — Она взглянула на себя и на Мирейна и принялась смеяться, пока смех не превратился в рыдание. — Вот я сижу здесь с тобой, как щлюха, которая рассказывает клиенту о своих прежних любовниках. Но я сказала ему, что сделаю выбор сегодня вечером, и теперь я не знаю, что делать. Я даже думать об этом не могу. Но я должна! — Знать или думать?
— И то и другое! — Элиан сильно прижала кулаки к глазам и увидела красноватую мглу, пронизанную звездочками. — Все мои чувства и все мое тело взывают к тому, чтобы я приняла его. Но что-то останавливает меня. И это не страх. Я могла бы стать императрицей Асаниана. Я могла бы построить империю по своему представлению, даже если речь идет об империи, которой тысячу лет правили королевы.
Мирейн ничего не сказал. Она открыла глаза свету. Это было больно. Благословенная, проклятая боль.
— Черт возьми, Мирейн, почему бы тебе не сказать все и не покончить с этим? — Что я должен сказать?
Так равнодушно, так по-королевски. Элиаи понимала эту гордость. Ту самую гордость, которая заставила ее отречься от своего рода, пока тень смерти, нависшая над ее семьей, не заставила ее вернуться.
— Я слышала ваш разговор перед отъездом Вадина в Янон, — неуверенно сказала она.
Челюсти Мирейна сжались, затем расслабились. Элиан хотелось, чтобы он пришел в ярость,
— Что заставило тебя поверить, будто речь шла о тебе?
— Вадин сказал. И, — добавила она, — я сама знала. — И что?
— А то. — Ей захотелось прикоснуться к нему, но рука не повиновалась. — Тогда было еще не поздно. Возможно, и сейчас тоже… — Она не могла смотреть на него и остановила взгляд на своих ногах. — Ведь я дала клятву быть твоей королевой, если ты этого захочешь.
— Долг, — тихо произнес Мирейн. — Данное тобой слово. Все твое сумасбродство — это иллюзия. Ты живешь только ради своей чести принцессы. А еще, — добавил он, — еще ты, должно быть, мечтаешь сбежать от всех нас и отправиться туда, где никто не будет тебя связывать.
— Я… думала об этом. — Элиан до боли сжала руки. — Я буду любить тебя, если ты попросишь.
Это сказал за нее все тот же демон. Мирейн невесело рассмеялся. — А если я откажусь?
— Будь ты проклят, Мирейн. Будь ты проклят! И она сама тоже, за то, что попросила его о таком. Он был спокоен как никогда и упрям до безумия. — Ты хочешь, чтобы я решил за тебя. А я не буду этого делать, Элиан. Твое сердце принадлежит только тебе. И только ты можешь следовать его зову.
— А у тебя-то есть сердце? — Он не удостоил ее ответом. — Да, я пришла к тебе потому, что обещала. И потому, что любила тебя. И потому, что Илариос мог слишком легко занять твое место, и это было бы предательством.
— Предательством по отношению к чему? К твоему тяжкому долгу?
Ее глаза сузились. Губы поджались. — Твои враги правы. Ты терпишь рабов и вассалов… Но никогда не смиришься с равным себе.
— Женщина, равная мне, никогда не попросит о том, чтобы я думал за нее.
Гордость, гордость, гордость. Они слишком хорошо подходили друг другу, он и она; они были чертовски похожи. Гордость Илариоса тоньше. Чище. Мягче и разумнее. Он никогда не отверг бы любовь, если бы она оказалась менее совершенной, чем требовала его прихоть.
Элиан встала. Мирейн смотрел на нее без какого бы то ни было намека на уступку.
— Ваша ванна остывает, мой господин, — сказала Элиан, отвечая холодностью на холодность. — А я должна выполнить обещание.
Несмотря на то что Элиан нарочно медлила, она все равно пришла рано. Ночной колокол ударил, когда она уже миновала ворота храма.
Внутри царила тишина. Это был очень старый храм, и ощущение святости было разлито в самом его воздухе. Тени прятались среди тяжелых столбов и терялись под огромным сводом купола, в открытом центре которого сверкала единственная ледяная звезда.
Элиан ступила на потертые камни и медленно двинулась вперед. Под ее ногами сменялись рисунки, разбитые и стершиеся от времени: листья и цветы, люди и звери, птицы и рыбы. Некоторые из них взобрались на столбы, обвиваясь вокруг них, блестя тут и там глазами из золота или драгоценных камней.
В стороне от этого поблекшего великолепия стоял алтарь, возведенный на высоком постаменте. Он единственный не имел украшений или драгоценных инкрустаций: это был простой прямоугольный камень. Но позади него, на стене, сияло и горело единственное подобие, которое только и мог допустить бог, — золотое, чистое и величественное, сверкающее даже при свете мерцающей лампы изображение в полную величину знака Солнца на руке Мирейна.