Власть подвала
Шрифт:
– Любые повреждения быстро проходят, – ответила она на незаданный мною вопрос. – Нужно лишь пожелать. Ты тоже этому научишься.
– Ты читаешь мысли?
– Только иногда. Но тебя я вижу насквозь, ты же совсем не умеешь экранироваться.
– Как это сделать?
– Я научу тебя потом. И, пожалуйста, не смотри на меня так.
– Я не могу не смотреть, – ответил я, – ты ведь совсем раздета. Плотнее обернись своей накидкой.
– Ах, да, ты ведь с земли. Представь себе, если бы на вашей луне жили зеленые человечки и один из них написал бы фантастический
– Я думаю, что в каждом мире есть свои глупости, как и в каждом человеке.
– Да, и в каждом скареле, – подтвердила она. – Ваша земля это мир страданий, вы так привыкли к ним, что не можете без них жить и даже создаете себе новые, совсем необязательные.
Но она все же обернулась накидкой и закрепила ее на поясе.
Вскоре мы добрались до города. Городом его можно было назвать лишь условно: отдельные маленькие домики были разбросаны в сплошной зелени садов. Я узнавал фруктовые деревья: в основном это были яблони и вишни – с вишнями величиной со сливу и яблоками величиной с грейпфрут. Местами, кажется, росла и клубника.
И очень много цветов.
– Как тебе нравится мир скарелов? – спросила она. – Красиво, правда?
– Уютно, как колыбельке.
– Ты умеешь точно говорить.
– Я жил среди людей, они не умеют точно думать, поэтому им приходится точно говорить. Они не думают до слов, они думают словами.
Улиц в городе не было, я заметил лишь тропинки в высокой шелковистой траве.
По тропинкам прогуливались скарелы, их было совсем немного, и никто никуда не спешил.
– Так люди с земли представляют себе рай, – сказала она, – правда?
– Последний раз я читал библию двадцать лет назад. С тех пор я представляю себе рай как очень жаркое место, где все пронизано точным бюрократическим распорядком, там одни ангелы плюс множество белобородых старцев, которые ежеминутно плюхаются лицами в пыль и кричат богу: «Ты свят, свят, свят!». А богу это нравится, как ни странно, хотя я бы на его месте не выдержал и часа, сгорел бы со стыда. С тех пор я не открывал вечную книгу.
– Значит, ты читал Откровение, и запомнил лишь главу седьмую, стихи одиннадцатый и двенадцатый. При этом плохо запомнил.
– Ого! – удивился я.
– Да, я знаю эту книгу намного лучше тебя. Если бы снежинка, выросшая летом внутри холодильника, начала рассуждать о зимней метели, она бы говорила гораздо компетентнее чем ты.
– Сдаюсь, – сказал я. – Но это всего лишь мое мнение, которое я могу изменить тысячу раз, если только новые факты заставят меня это сделать. У вас все тут спорят о философии?
– Это заменяет нам любовь, в некотором смысле.
Последние ее слова меня полностью обескуражили. Я никак не мог понять как философский спор может заменить любовь. Или это был изысканный намек? Она ведь сказала «нам». От присутствия слишком красивой женщины мужчина глупеет сильнее, чем от прочтения целой библиотеки заумных книг.
– Вот мы и пришли, – сказала она. – Я живу здесь. Ты будешь жить там, – она показала рукой на симпатичный небесно-голубой домик по-соседству. Там все готово к твоему приходу. Все внутри обставлено по земному, наверное, тебе так будет удобнее, особенно по началу. Твои друзья уже ждут тебя внутри.
Она повернулась, чтобы уйти.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– О, еще одна маленькая земная глупость. У скарелов не бывает имен. Чтобы позвать кого-то, достаточно себе его представить. О, нет-нет, не надо меня звать сейчас.
Все это было странно и нелогично. Пока она говорила, я наблюдал за ней, стараясь экранироваться. Не знаю как, но, кажется, у меня получалось. В ней не было совершенно многих земных стремлений и эмоций: ни страха, ни ненависти, ни высокомерия, ни удивления. Никакого кокетства или желания понравиться – при этот она уж никак не синий чулок, даже наоборот. Наверняка в ней не было корысти или злорадства. Легкое презрение, может быть, когда она говорили о земле. И покровительственная интонация – она говорила со мной, как с малым ребенком, который выучил первый в жизни стишок. Она сказала, что дом для меня уже готов. Это означает одно из двух: либо меня ждали заранее, либо она очень быстро устроила все это, передав мысленный приказ. Еще она сказала, что меня ждут друзья.
Я было ускорил шаг, но пришлось снова идти медленнее, чтобы не сбивать порхающих в воздухе бабочек.
13
Посреди пола высилась грубо сработанная деревянная клетка. В клетке сидели четверо моих огромных знакомых. Сейчас они выглядели вполне здоровыми.
– Я же говорил, что не оставлю вас в лесу, – сказал я. – Видите, ждать пришлось недолго.
– Проклятые скарелы перенесли нас по воздуху.
– Проклятые скарелы еще и подлечили вас, как я вижу. Тогда почему же они проклятые?
– Они слабые и не умеют драться.
– Я тоже скарел.
– Нет, ты настоящий воин. Скарел не может быть воином.
– Ладно, разберемся, – сказал я. – Для начала скажите, чем вы питаетесь. И еще: какой вы породы и как вас называть?
– Младшие офицеры имеют лишь номера, – сказал Федклп, – и номера меняются в зависимости от численности подразделения. Мы называем себя героями и едим только сырое мясо. И мы всегда верны своему долгу.
– Отлично, герои. Подождите, пока я загляну в холодильник.
Обстановка помещения в точности напоминала мою земную квартиру, но не последнюю, а ту, в которой я жил еще до женитьбы, в счастливые дни молодости.
Проклятые скарелы или не проклятые, а в душу залазить они умеют. И они знают обо мне все, абсолютно все. Я помню, как наклеивал на этих стенах каждую обоину, а эти гвоздики в деревянному полу вытерлись до блеска моими тапочками. Я сам делал эти книжные полки, а эти трещины на потолке я изучал, валяясь на диване, и изучил так, что мог бы написать о них трактат. Где ты, мой настоящий дом, где ты, моя самая настоящая четверть века, прожитая с тобою?