Влечение. Эротическая сага
Шрифт:
– А что потом?
– Давай на эту тему мы поговорим как-нибудь в другой раз. Завтра, например. А сейчас пора возвращаться.
– Ты прав. Уже поздно.
– И становится прохладно. Скоро совсем стемнеет. Дай мне свою руку, чтобы ты не потерялась на этой извилистой тропинке. Идём?
Мила шла под впечатлением от «Бухты любви». Восхищение от увиденных скульптур, профессиональный взгляд на композицию перепутались в её голове с необъяснимым чувством радости к шагавшему рядом с ней человеку. Наконец она спросила:
– А почему «Бухта любви»?
– Все очень просто. Отдыхающие, местные влюбленные иногда заглядывают сюда, чтобы найти уединение и скрыться от чужих посторонних глаз. Отдаются своему чувству, признаются в любви, целуются, нежатся. Эта идея, как сказали бы психологи, идёт из моего детского подсознания. Когда я ещё был мальчишкой, то убегал на побережье, в это уединённое место, которое все местные называют «Бухтой любви».
– Может, я ошибаюсь, только у меня создалось впечатление, что здесь давно никто не был. На пляже яблоку негде упасть, а здесь не души.
– В последние годы, да. Так местная власть активно борется за нравственность. Вот и завалили все входы и выходы. Мало кто знает эту тайную дорожку. Здесь есть одна географическая хитрость: тропинка может вывести и в противоположную сторону, и к обрыву. Или опять к тому валуну с человеческий рост. Помнишь?
– А как в таком недоступном месте ты смог установить свои работы?
– Вертолетом забросил.
– Я тебя серьезно спрашиваю?!
– Тебе, правда, это интересно?
– Да.
– Метро проложили и в вагонетках с Генкой и Виталиком мы все завозим.
– Ха-ха. Шути художник, имеешь право.
– Не обижайся. На досуге расскажу… Вот мы уже пришли. Успели до темноты. – Кот был рад, что ему удалось сводить Милу в бухту до заката солнца. Всегда в нем сидела эта заноза художника: если что-то показывать, то в самом удачном, выигрышном свете и нужном ракурсе. Но его раздражало предложение показать свои работы всем и каждому. Чем-то это желание напомнило одноклассницу-командира того пионерского отряда.
Мила от искреннего восторга, захватившего её полностью, не сразу поняла, что комплименты и особенно её профессиональный интерес к бухте, вызвали у Кости некоторое раздражение и тревогу. Их возникшая пауза какое-то время тихо плескалась под мерный шум вечернего прибоя. Только, когда они подошли к месту, где художник работал с мольбертом, одноклассница вспомнила их недавний разговор.
– Какой-то разведчик хотел поделиться информацией о своей поездке?
– Да… Я ездил к Балу.
– Зачем? – Она остановилась и испуганно всплеснула руками.
– По твоим ярким описаниям мне стало ясно, о ком ты рассказываешь. Второготакого медведя нет. Балу, как ты говоришь, или Петровича я хорошо знаю много лет. И в худшие, и в лучшие времена мы довольно тесно с ним общались. Поэтому решил навестить и узнать о свалившихся на тебя проблемах из первоисточника.
– И что? – Мила с испуганным напряженным посмотрела на Костю.
– Не переживай. Одной проблемой на этой неделе у тебя стало меньше. Геннадия, Генчика – он растерянно замялся, – три дня как похоронили.
Мила несколько секунд стояла в полной отрешенности, не понимая услышанных слов и связанных с ними событий. Потом её глаза наполнились слезами, она присела у воды на стоящий рядом лежак и тихо, беззвучно заплакала. Костя не знал, что ему делать в этой ситуации. Он стоял над ней, дожидаясь, когда она немного успокоится.
– Расскажи, что это за люди, и как всё произошло, – вытирая глаза ладонями, тихо произнесла она через какое-то время. Костя присел рядом, нежно обнял её за плечи, ещё немного подрагивающие от слёз, и вкратце рассказал о своей внезапной ночной поездке.
Глава 20. В мастерской
Жуткое известие Константина, по-настоящему ошеломило Милу. Эта история с интригующим сюжетом, присутствующими в ней героями и их поступками, могла вполне сносно смотреться с экрана или захватывающе перелистываться страницами мягкого переплёта современного детективного романа. Житейский нетребовательный обыватель – большой ценитель подобного жанра. Он вместе с хрустящей порцией разноцветного сладкого попкорна пережёвывал бы данную историю, непринуждённо развалив свои чресла в удобных мягких креслах. Деньги, власть, прихоть, кровавое преступление – всё соответствует модной попсовой канве. А когда это происходит в твоей жизни? Из-за отвратительной нелепой раздачи тебя какими-то властолюбивыми подонками, вторгающимися в твоё нутро? Когда чужой рукой проворачивается твоя душа, кто-то грубо пытается руководить твоей жизнью? Тогда загоняешься в тупик отношений с самим собой, с дорогими тебе людьми, с миром. К подобному сюжету возникает совсем другое отношение. А когда этот кошмар нелепо, трагически заканчивается смертью отдельных людей, которые могли бы причинить тебе боль и унижение, то начинает возвращаться внутреннее, забытое спокойствие и физическое расслабление. Зажатые неизвестностью страха мышцы, как сладкая кондитерская вата начинают растворяться, мякнуть и вязко таять в первые же минуты. Медленно выравнивается ритм сердца и дыхания под ход часового маятника. К тебе тихими шагами приходит покой: прятаться больше не надо.
После услышанной новости Мила испытала на себе все эти чувства. Она продолжала сидеть на деревянном пляжном лежаке, с замоченным подолом лёгкого летнего платья. Морской ветерок подгонял тёмную воду к её ногам и помогал высохнуть солёным слезам на её щеках.
Мила подняла голову и посмотрела на Костю, который всё это время также неподвижно стоял перед ней. Чувство благодарности прерывным от слёз дыханием беспокойно колыхалось в её груди. Хотелось прильнуть к нему, укрыться от своих слёз. В детстве, ещё совсем ребёнком, от предчувствия малейшей тревоги она бежала прятаться к сильным коленям отца, и тыкалась в них беспомощным мягким котёнком. Такое же желание владело ею сейчас.
За эти несколько дней Костя стал для неё близким и родным человеком. Он немного отстранённо, с профессиональным прищуром художника продолжал рассматривать её лицо и фигуру. Удел мастера видеть мир в двояком его измерении: ищущего натуры, сюжеты созерцателя и простого человека, часто реально проживающего в скучной обыденной рутине повседневных событий. Именно сейчас, находясь рядом, он эстетически фильтровал состояние нового образа, ненамеренно ловил линию мучающего его сюжета. Поток переживаний сливался со звуками пульса морской стихии и отражал волнения манящей к себе женщине, неожиданно ворвавшейся в его жизнь.