Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
Планше покраснел до корней волос. Великий маршал помог добраться до самой сути, испытать большего счастья возможности не было.
– Следует заметить, – продолжал Пелиссон, – аппетит – великолепная вешь. Ничто не огорчало меня так последнее время, как вид покойного короля: бледное лицо с лихорадочным румянцем на щеках и полное отсутствие аппетита.
– Вы были свидетелем его последних минут? – осведомился Портос.
– Я не мог оказать ему эту услугу, поскольку он просил меня выиграть сегодняшнюю битву. Но я слышал едва ли не последние произнесенные им слова, великие слова, господа, слова христианина и короля.
– Что ж это были за слова?
– Заметив, что я в спальне, он сделал мне знак отойти от окна, чего я, признаться, сперва не понял. Он хотел посмотреть на солнце. И тогда он мне сказал: «Пелиссон, зачем ты отнимаешь у меня то, чего не в состоянии мне дать?»
– Прекрасные слова,– заметил Арамис.
– Покойный король обращался к вам на «ты»? – поинтересовался Портос.
– Он изволил видеть во мне родственника с того самого дня, как в Па-де-Сюз я спас ему жизнь.
– Вы никогда мне этого не рассказывали, – заметил д'Артаньян.
– Пустяковое дело. Я скакал бок о бок с государем, когда он вдруг заметил, что я дышу со свистом. «Возьмите Пелиссон»,– сказал он,– и протянул мне свой обшитый кружевами платок. Для этого ему пришлось наклониться в мою сторону. В эту самую секунду пуля от мушкета просвистела мимо его уха. «Пелиссон, – сказал он мне, – твой насморк спасает жизнь королей, сохрани мой платок на память и сообщи, не желаешь ли ты вышить на нем корону графа или маркиза».
– Но на герцога он все-таки не покусился,– заметил с Серьезностью д'Артаньян.
– Нет. Однако мне известно через его камердинера, что он намеревался женить меня на одной из своих племянниц, чтоб я находился у него под рукой и чтоб вел более размеренный образ жизни в том самом смысле, в каком вы это понимаете, д'Артаньян. Это был великий монарх!
– Да, это был монарх,– отозвался Атос.– Боюсь, что после него будут либо призраки, либо тираны.
– Его упрекали в том, что он всего лишь тень Ришелье.
– Быть тенью Ришелье – не так уж мало, – заметил Атос.
– Да, но он был неблагодарен, – вставил Арамис. – Мой бедный Сен-Мар…
– Вы знали Сен-Мара, Арамис? Арамис покраснел.
– Боже мой, да кто же его не знал? Красивейший мужчина, одно из лучших сердец во всей Франции.
– Кажется, его смерть сильно вас опечалила?
– До такой степени, что я отправился путешествовать, чтоб попытаться забыть об этом.
– Вот почему вы очутились сперва в Испании, потом во Фландрии, где вас и отыскал Планше, – заключил Атос.
– А я-то считал, что вы сбежали в связи с арестом Сен-Мара, – ляпнул Портос.
Арамис вновь покраснел, и Атос пришел ему на помощь:
– Если ничего не можешь сделать для друга, то самое разумное – не множить его горестей, отдаваясь в руки недоброжелателей. Особенно, если у власти стоит зверь, который сеет смерть.
Арамис поблагодарил Атоса улыбкой.
– Людовик XIII не был таким уж неблагодарным человеком. Мой брат Витри в одно мгновение стал и маршалом Франции, и герцогом.
– У него были заслуги перед королевским домом, – заметил Арамис.
– Покойный герцог доводился вам братом? – осведомился Атос.
– Нечто вроде сводного молочного брата: наши кормилицы были в близком родстве.
– Я упрекаю, однако, короля в том, – заявил Арамис,– что он слишком тиранил королеву.
– Слишком – это вряд ли возможно,– откликнулся мудрый маршал. – Достоинства моего короля делаются мне все яснее по мере того, как я все лучше познаю жизнь, теряя возможность пользоваться ее благами. Кокетством было его не пронять.
– В конце концов, приятно сражаться под началом монарха, который не проявит малодушия ни перед корсажем, ни перед редутом.
– Впрочем, – продолжал Пелиссон,– можно ли с женщинами иначе? Однако молчу. Я удачно выбыл из этой игры.
– И я, – заметил Арамис, – мой сан мне это запрещает.
– Ваш сан, Арамис? – не удержался от вопроса д'Артаньян.
– Арамис ходит в сутане, – пояснил Атос.
– Ну а вы, Атос?
– Я? Есть ли смысл задавать такие вопросы мне? И Атос уставился в пространство.
– Ну а я,– воскликнул Портос,– я куда предприимчивее вас всех. Атос слишком благороден, Арамис слишком галантен, д'Артаньян слишком гасконец, а вы, господин маршал, слишком знамениты и у вас чересчур красные губы, чтоб не впадать порой в соблазн.
– А вы, Портос, не слишком ли вы великолепны?
– Мой дорогой Атос, я был научен примером одного своего соседа.
– Расскажите.
– Но я не хочу называть его имени.
– Ограничьтесь инициалами.
Тут Портос на мгновение задумался.
– Ну что, вы готовы? – спросил в нетерпении Пелиссон, неизменно жаждавший забавных историй, которыми наслаждался, припоминая их в часы бессоннцы.
– Ага. Так вот. Назовем его бароном Б. Нет, лучше О. Да, О.
– Остановитесь на О, так будет изящнее.
– Пусть лучше будет Н. Это меня вполне устроит. Так вот барон Н. слыл большим любителем лошадей. В его конюшнях были все лучшие лошади Пикардии. В особенности он любил одну кобылу по кличке Жанетта и, надо вам сказать, это было прелестное существо. Вороная…