Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
– Исчез.
– А папка?
– Не найдена.
– Крайне досадно для его святейшества, он изрядно потрудился с пером в руке, чтоб отредактировать все семнадцать тысяч статей договора.
– Досадно и для солдат, им все еще приходится воевать.
– Такова, мой друг, их профессия, так же, как моя – изобретать машины. Кстати, у меня есть идея, которая…
Идея Пелиссона была нарушена появлением прекрасной Мадлен, в обеих руках она держала по письму.
– Что это значит? – осведомился Пелиссон.
– Письмо для каждого из вас, господа.
– Приступайте, д'Артаньян, приступайте. Я пока кончу с телячьей вырезкой.
Д'Артаньян распечатал письмо. Всего три строчки, но сердце подпрыгнуло в груди
День: послезавтра. Время: десять часов вечера. Способ: Королевская площадь, зеленое перо на шляпе.
Мари.
– Добрые вести, д'Артаньян?
– Превосходные.
– В счастливый час! – отозвался Пелиссон, распечатывая одной рукой письмо, в то время как другая продолжала трапезу. Учтите, что телятина – жалкое блюдо, если нет приправ, а мне их как раз запретили, чтоб не горячить кровь. Но вернемся к механизмам. Представьте, я готовлю проект переправы через реки. Но не по мостам, а с помощью подземных галерей, которые проложат под руслом. Вы представляете всю выгоду этого предприятия?
– Нет.
– Приходится постоянно думать о войне, поскольку договор утерян.
– Разумеется.
– Мои подземные мосты, входы и выходы из которых знаю один только я, дезориентируют противника появлениями и исчезновениями войска.
– Вы величайший гений своей эпохи, мой дорогой Пелиссон.
– Дополнительная выгода: совершенно бесспорно, что в подземных ходах расплодится уйма кроликов. Жаркого у моих людей будет с избытком.
– Ну, а рыба?
– Об этом я тоже думал. Просверлив особые отверстия в потолке, мы получим щук, форелей, пескарей, уклеек.
– Ваша армия будет отменно питаться.
– Учтите еще напитки, которые мы будем подавать по специальным трубам, чтоб солдаты могли согреться.
– Замечательно. А что у вас в письме? Я вижу, вы его распечатали?
– Пустяки, – бросил Пелиссон. Король сообщил, что дает мне титул маршала Франции. Не знаю, замечали вы или нет, бывают особые годы для телятины, так же, как и для вина.
– Ну а 1643?
– Для телятины, по-моему, год сквернейший.
XXXI. ШЕЛКОВЫЙ ШНУРОК
Двумя днями позднее в десять вечера дворянин с зеленым пером на шляпе прогуливался по Королевской площади.
Вид у него был решительный. Но если б кто-то приложил ухо к его груди, он услышал бы, как неистово колотится сердце. А если б кто-то рискнул еще посмотреть на губы, он увидел бы, что они дрожат – вещь прискорбная, если тебя зовут д'Артаньяном. Внезапно на площади остановилась карета.
Приоткрылось окошко. Оттуда высунулась рука в черной перчатке.
Говорила только эта рука, и она сказала: «Садитесь!»
Д'Артаньян прыгнул в карету.
Стоило ему очутиться внутри, как ему завязали глаза. Проделали это с такой настойчивостью, но так ласково, что оснований для жалоб у него не было.
Затем связали шелковым шнурком запястья – легкие узы, которые он мог бы разорвать одним движением рук, но в этих узлах была сила заклинания.
В XVI веке клятвы еще уважали, и ложь не стала свойством французской нации.
– Вы мой пленник, – прошептал голос. Лошади взяли с места галопом.
– Что вы собираетесь со мной делать? – пробормотал д'Артаньян.
– Видеть вас. Слышать вас.
– Вам кажется, вы еще худо меня знаете?
– Ах, я совсем ничего не знаю.
– А я тем более. Я никогда не любил.
– А красавица англичанка, о которой мне рассказали?
– Она не была красавицей.
– Вы в этом уверены?
– Она была дурная.
– Что же в итоге?
– Укол булавкой в сердце.
– А теперь?
– Шпагой.
– Глубоко?
– По самую рукоять.
– Вам больно?
– Я благославляю тот деньг когда увидел вас.
– Увидел? Слабое слово.
– Вы ангел среди этих существ – женщин-рыб-рептилий, которые называются девушками.
– Но это уже сразу целых три измерения, в то время как для геометрии вполне достаточно двух.
– Вы все такая же, Мари.
– Верю.
И горячие губы прильнули к губам д'Артаньяна.
– А вы верите мне?
– Мари…
– Не повторяйте этого имени ,– заговорил вновь голос. – Для вас я не должна быть более Мари де Рабютен-Шанталь.
– Тогда кем же?
– Просто никем.
Новый поцелуй воспрепятствовал д'Артаньяну вновь открыть рот. Да и что мог бы он сказать, глупец? Четверть часа спустя карета остановилась.
– Выходите.
– Когда я увижу вас опять?
– Через неделю.
– Где?
– На том же месте. В тот же час.
– Долго ждать.
– Ничего не поделаешь. Д'Артаньян!
– Я здесь.
– Вы никого больше не любите? Никого из моих подруг?
– Ваших подруг? Да я всего раз их видел.
– А Жюли?
– Винегрет, который мнит себя пудингом.
– Берегитесь, я ее очень люблю.
– Тогда я люблю ее тоже.
– Прощайте.
Шнурок был развязан, повязка снята, и д'Артаньян очутился на Королевской площади еще более удивленный, чем в день своей первой дуэли.