Вместо Смерти
Шрифт:
– Что ж, до встречи. Кстати, уверен, что, умирая, вы помянете меня добрым словом, и может быть, даже прикажете поставить в райской церкви свечку за упокой моей души.
– Дай-то Бог. Прощайте.
17.
Когда Андерсен ушел, Василию Павловичу стало не по себе, плохо стало. Он даже обернулся по сторонам, боясь, что его в таком состоянии увидит Вера. Приняв дополнительную таблетку, он пришел в себя и поехал на передовую, соображая, везет ему или нет. С одной стороны у него есть Вера, его счастье, с другой ему осталось жить хрен да маленько. Тут ему пришло еще в голову, что зовут его любимую Верой, то есть она олицетворяет веру, хитростями которой живут или существуют почти все люди. Но слово 'вера' пишется с малой буквы, а имя 'Вера' с большой. И, значит, у него есть шанс на чудо.
Домой он вернулся ночью. Приковылял с прострелянной лодыжкой и сотрясением мозга - не сумел увернуться от падения стены и в результате получил 'по кумполу'. Слава богу, Вера вернулась живой и здоровой, и это сделало его безбрежно счастливым. Боли его моментально прошли, и не от таблеток, точно, а от веры-Веры. Они поели, потом была клубника со сливками и прочие пошлости с размазыванием сметаны и помещением ягод в сладкие места.
Наигравшись друг с другом, они говорили. Василий Павлович, чувствуя себя как в раю, заговорил о нем:
– Знаешь, сегодня на позиции мне пришло в голову, что сейчас нет во Вселенной ни Рая, ни Ада, ведь по всем канонам они появятся лишь после Страшного Суда, после всеобщего воскрешения...
– А куда тогда попадают умершие?
– заинтересовалась Вера.
– То есть их души?
– Не знаю, - Василий Павлович не был религиозен, как, впрочем, и она, и с соответствующими книгами был знаком плохо.
– Знаю лишь, что после смерти они остаются на земле сорок дней и мотаются туда-сюда, типа документы собирают для загранпаспорта. А на сороковой день, как я слышал, 'души утверждается в сужденном месте и состоянии благости или страдания''...
– Утверждается в сужденном месте. Что за место такое? Ведь Страшный суд может состояться и через пятьсот лет, и через тысячу и миллион. Где же мы с тобой дождемся его?
– Может, в параллельном каком-нибудь мире?
– Вполне возможно. И думаю, там, в этом отстойнике, не так уж плохо, - Вера представила себе третьеразрядный гостиничный номер с шаткой кроватью и туалетом с неисправным бачком. Василий Павлович его чинил, она готовила яичницу на маргарине и думала, что пора помыть окна.
– Почему ты так думаешь?..
– Василий Павлович представил себя и Веру сидящими целую вечность на скамеечке в захолустном неухоженном парке. В ногах у них стояли чемоданы, а сами они ели залежалые хот-доги с соевыми сосисками.
– Презумпция невиновности. Я же юрист, - сказала Вера гордо.
– До суда лицо считается невиновным, пока его вина в совершенном преступлении не будет доказана в порядке, предусмотренном законом и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
– Хорошо, если в этом отстойнике твоя презумпция действует.
– А сколько там народу...
– театрально вздохнула Вера.
– Там же все люди сидят, суда дожидаются, все, начиная с Адама и Евы.
– Места там наверняка достаточно. И наверняка можно подсуетится и найти приличную гостиницу на приличной планете. Кстати, моя прабабушка была еврейкой, так что не беспокойся, найду что-нибудь.
– А я, милый, не надоем тебе за миллион лет?
– посмотрела внимательно.
– Глупости. Если, конечно, в наш номер не постучится Клеопатра, - зажмурился от удовольствия Петров
– А если Брэд Питт? Или даже Лановой?
– Не люблю Брэда Питта. Спущу его с лестницы. А с Лановым общайся, он человек правильный.
– Я знаю, ты меня ни на кого не променяешь, - сказала Вера.
– Потому что любишь. И я тебя люблю...
– За это стоит повторить, - засмеялся Василий Павлович, занимая положение сверху.
Через полчаса они заснули, как провалились в мир иной.
18.
В мире ином ничего не изменилось. Таджик, бывший глава ОМОНа, пытал его раскаленным железом, она, многократно изнасилованная, смотрела, как Вася умирает от жара раскаленного штыка. Тут налетели вертолеты, появились наши и Андерсен. Веру увезли сразу, Василия Павловича долго приводили в чувство с помощью уколов и прибора искусственного дыхания.
Когда они оба проснулись в своей постели, глаза их были дики, ей не хотелось жить.
– Вера, Вера, это всего лишь был сон, - вскричал Василий Павлович.
– Посмотри на меня, я цел!
Вера отодвигалась, уходила от его рук, она чувствовала каждого из этих двенадцати, каждого, кто запустил в нее свой изголодавшийся член, каждого, кто излил в нее сперму...
Потом пришел Андерсен и сказал, что эти совместные видения есть побочный результат приема красных таблеток, и надо терпеть, потому что без них они умрут спустя несколько дней.
– Так что надо привыкать, и начинать рассматривать данный побочный эффект как необходимый, - сказал он.
– Я же говорил, что ваш организм типа буксует пробираясь от мертвого к живому ('Или наоборот, - подумал Петров'). А если вам это не нравится, то ближайший борт доставит вас до Моздока, скорее всего, уже в виде груза 200. Но есть более приятный шанс, если не будете дергаться, скорее всего, все кончится неплохо.
За 'побочный эффект' Вера хотела выпустить в него обойму из своего пистолета, но Андерсен оказался сообразительным малым и вовремя удалился. Перед этим он успел повертеть в руке иконку слепой, но всевидящей Матроны московской, лежавшую на тумбочке (как она оказалась в Сирии?!), хмыкнуть и недоуменно повертеть головой.
– Вера, ты должна понять, что все эти видения всего лишь кошмар. Ты видишь эти адские сны, но остаешься самой собой, - сказал ей Василий Павлович. И не забывай, нам не из чего выбирать - кроме как из нашего счастья, этих кошмаров и нашей смерти.
– Ты предлагаешь получать удовольствие?
– посмотрела она с ужасом.
– Нет, я предлагаю изучить это явление. Может корвалола на ночь принимать или немного виски? Врачи рекомендуют 50 граммов на ночь. Лично я в эту ночь попробую, можно ли как-то всем этим управлять? Давай, заснув, часа в два ночи встретимся и прогуляемся?